Ночь, когда она исчезла

— После семи? Или когда ты там сможешь уйти. Все-таки на тебе ребенок и все такое прочее. — Кезия вновь делает то же страдальческое лицо, лицо, которое она корчит всякий раз, когда смотрит на Ноя, как будто его красота — это некая ужасная болезнь.

— Отлично, — говорит Таллула. — Увидимся позже!

Она выталкивает коляску обратно из магазина, а затем в течение часа идет сначала до другого конца деревни, а потом задними дорожками назад, к деревенскому лугу. Она рассчитывает время своей прогулки так, чтобы вернуться за полчаса до возвращения матери и Райана. Этого должно хватить, чтобы ссора закончилась. Когда она приближается к тупику, ее сердце бешено колотится от предвкушения. Она поворачивает ключ в замке и толкает дверь.

— Привет! — кричит она. Ной все еще спит. Она оставляет его в коляске в коридоре, а сама заглядывает в дверь гостиной.

Зак сидит на диване с телефоном руке и колючим взглядом смотрит на нее.

— Где тебя, черт возьми, носило?

Она закрывает за собой дверь.

— Взяла Ноя на прогулку. В такую погоду просто грех сидеть дома, к тому же я уже закончила повторять материал.

— Я звонил тебе раз сто. Почему ты, мать твою, не берешь трубку?

Она достает из кармана толстовки телефон и смотрит на экран.

— Ой, — говорит она. — Блин. Извини. Он был на беззвучном режиме.

— Блин. Извини. Он был на беззвучном режиме, — передразнивает он ее. — Что это за мать, что выходит из дома, никого не предупредив, а телефон оставляет без звука?

— Наверное, я. — Ее тон бойкий, но под грудной клеткой бешено колотится сердце.

— Я в буквальном смысле понятия не имел, где вы оба. Вдруг вас обоих уже нет в живых?

— Как видишь, мы оба живы. Так что все в порядке.

Зак качает головой.

— Невероятно, — говорит он. — Совершенно невероятно. И не только это, но ведь сегодня среда. Между прочим, наша среда.

— Вот дерьмо, — говорит она. — Господи. Я забыла. Извини.

— Неправда. Тебе наплевать. Я это вижу.

— Нет, мне действительно стыдно. Честно. Я только что закончила повторять материал, и на улице было так великолепно, и Ной закапризничал, потому что захотел спать, и я подумала, как хорошо немного погулять, и совершенно забыла, что сегодня среда.

— Ты забыла, что сегодня среда? — Он стонет и закатывает глаза. — Опять двадцать пять. Как раз тогда, когда я подумал, что мы наконец-то пришли к согласию, что ты наконец воспринимаешь это всерьез. И как я это сразу не понял? Для тебя это просто шутка, не так ли? Вот это, — он указывает на них двоих. — Я. Ты. Ной. Всего лишь игра. Знаешь, иногда мне кажется, что подвернись тебе что-то получше, ты бы просто бросила Ноя и меня, потому что тебе наплевать на кого бы то ни было, кроме себя самой.

Таллула подавляет приступ ярости. Бросить Ноя? Эта мысль чудовищна, невообразима. Она слегка наклоняет голову и говорит:

— Думай что хочешь.

— Что значит думай что хочешь?

— Да. Думай что хочешь. Ты четко определил свое мнение обо мне, о том, что я за человек, чего я хочу и чего не хочу. И я не намерена с тобой спорить. — Она вздыхает. — Хочу налить себе чашку чая, — говорит она, поворачиваясь к кухне. — Хочешь чего-нибудь?

Он решительно мотает головой, и она видит, как мускул на его щеке пульсирует от гнева.

— Кстати, — кричит она ему, — забыла сказать. Я только что столкнулась с Кезией. Помнишь Кезию, с которой я ходила в начальную школу? Она пригласила меня на девичник, в нашем пабе. Завтра вечером. Ты не против посидеть с Ноем?

Из гостиной не доносится ни звука, и Таллула задерживает дыхание. Мгновение спустя Зак уже стоит в дверях кухни, сжимая и разжимая кулаки.

— Извини, — говорит он. — Кто такая Кезия?

— Кезия Уитмор. Мы вместе ходили в начальную школу. Сейчас она работает в «Ко-Опе».

— Верно. Так. Давай начистоту. Я знаю тебя почти пять лет, и я никогда раньше не слышал ни о какой Кезии, а теперь ты идешь с ней выпить.

— Да, — говорит она, закрывая дверцу холодильника. — Завтра вечером.

— И как ты собираешься за это платить?

Она пожимает плечами.

— Я не знаю. Наверное, мать даст мне немного денег.

— Итак, я изо дня в день работаю, вкалываю как проклятый, никогда не трачу ни на что ни пенса, ни гроша. В одиночку пытаюсь заработать для нас на крышу над головой, а ты просто идешь в паб с какой-то шалавой по имени Кезия, о которой я, блин, даже слыхом не слыхивал.

— Я не прошу тебя так много работать, — спокойно отвечает она. — Я не требую, чтобы ты ни на что не тратил деньги. Я не запрещаю тебе проводить время с друзьями. И, честно говоря, я даже не хочу, чтобы мы покупали квартиру. Мне нравится жить здесь, с мамой.

Она бросает на него быстрый взгляд. И видит, как стиснутые челюсти начинают скрежетать.

— Не понял?

— Я не хочу съезжать. Я хочу остаться здесь, с мамой.

Он фыркает.

— Господи, ты по-прежнему гребаный ребенок, Таллула. Когда ты, наконец, повзрослеешь? Ты все еще думаешь, что жизнь — это одни удовольствия: заниматься тем, что тебе нравится, ходить в паб, тусоваться с мамой. Это не так, скажу я тебе. У нас есть ребенок. У нас есть обязанности. Мы больше не дети, Таллула. Тебе пора стать взрослой.