– По-моему, очень мило! Пусть и она раза в два меньше, чем твоя прошлая квартира, и второго этажа тут нет. А почему такой…
– Если честно, о районе я думал в последнюю очередь. Мне понравилась, прежде всего, близость к клубу и практически полное отсутствие соседей.
– Тоже мне новость. Ты никогда особо не любил людей.
Рэне беззаботно раскручивалась на высоком кухонном табурете и смотрела на то, как я открываю вино.
– Ну, рассказывай, как у тебя дела, – снова заговорила она. – Бизнес, как я поняла, процветает. А как там клиника? Вы ведь с Ванессой до сих пор ее держите?
– Да, разумеется. Один выходной в неделю утомляет, но, если говорить в общем, я доволен. – Я отдал ей один из бокалов. – За встречу.
– За встречу, – согласилась Рэне. – Как я ловко увела тебя у этого Кэллагана! Скажи, а что ты делал в полицейском участке? Надеюсь, ты ничего не натворил?
– Нет. Но убили двух девушек, с которыми я был знаком. Одну из них нашли в моей квартире.
– И часто у вас тут подобное?
– В принципе, да, для нас такие вещи – обычное дело, хоть и плохо звучит. В этом городе может произойти все, что угодно. Но впервые это коснулось меня лично.
– Да уж, невесело. И до чего вы с Кэллаганом договорились?
– До того, что у меня есть железное алиби, но кто-то, по его мнению, желает мне зла.
– Наверное, какой-нибудь ревнивый муж?
–
– Кстати, про ревнивых мужей. А что там у тебя, собственно, с личной жизнью? Пару раз в год задумываешься о том, что тебе пора жениться?
– По правде говоря, нет.
– До сих пор переживаешь травму?
– У меня нет никакой травмы, Рэне.
– Еще как есть! Ванесса бы подтвердила.
– Может быть. Но это не та травма, о которой ты думаешь.
– О, да брось. Ты ведь не думаешь, что я тебя не понимаю? Как бы ты ни делал вид, что все хорошо, я знаю, как обстоят дела. Иначе бы ты уже давно женился, а не менял бы женщин каждую неделю. Тебе хочется, чтобы кто-то готовил тебе еду и встречал с работы, правильно? Чтобы кто-то гладил тебе рубашки. Может, у вас даже были бы детишки…
–
– Ты разве не хочешь детишек? Ты покупал бы своей жене абрикосы, груши, ананасы и какие-нибудь странные вещи, вы вместе смотрели бы снимки УЗИ, а потом ты стал бы счастливым папочкой.
– Давай не будем о детишках, Рэне. Хорошо?
– Хорошо. А что случилось?
– Как-нибудь я тебе расскажу.
– Эй, эй! – Она потрепала меня по руке. – Что значит «как-нибудь я тебе расскажу»? Расскажи
– У Диты, как ты помнишь, не могло быть детей. Но у нее получилось забеременеть, что она успешно от меня скрыла, а потом сделала аборт и сказала, что, вероятно, это был не мой ребенок. А потом я узнал, что он был моим.
– Я не знала. Извини.
– Я сам об этом узнал только недавно. Но это было неприятный сюрприз.
– Конечно. – Она сделала паузу. – Ты до сих пор зовешь ее «Дита».
– Да. По привычке.
– Тебе, наверное, это говорили тысячу раз, но надо отпустить прошлое для того, чтобы настоящее смогло войти в твою жизнь.
– Я знаю. Но от этого мне не легче. Эта женщина была рядом со мной, когда после смерти Беатрис рухнул мой мир, и я вряд ли пережил бы это в одиночку. Если бы не она, я бы не решился написать еще одну диссертацию. Она была рядом со мной, когда я узнал, что у меня рак, и она поддерживала меня, как могла. А потом… – Я развел руками. – А потом все в одну секунду рухнуло к чертям. Ты ведь не думаешь, что люди просто вырывают такие вещи из души и идут дальше, радуясь жизни? Да, я меняю женщин каждую неделю, но, если бы у меня не было этих женщин, я бы уже сошел с ума.
– Ну, что я могу тебе сказать. В очередной раз упомянуть о том, что ты любишь упиваться собственным горем?
– Может, и так. Но я уже большой мальчик. Мой характер не изменится.
– Ох, братец. Ты большой
В тот момент я как раз снова наполнял бокал Рэне. Я рассмеялся, и моя рука вздрогнула. Рэне ловко подхватила бокал, не давая ему упасть.
– Ты жалеешь о том, что тогда не забеременела?