Ночь с четверга на пятницу

— Я не понимаю, чего ты хочешь! — перебил её Артур, стараясь схватить самую суть. — Готовишь самосуд? Как я тогда, на яхте? Другого выхода, по-твоему, не остаётся?

— Да, ты всё верно понял! — Сибилла с улыбкой смотрела на батарейки. — Скажу больше — с удовольствием сделала бы это сама, но впутывая тебя, но мне не пробраться на виллу. Обещаю, что если обстоятельства сложатся неудачно, и ты снова окажешься обвиняемым, я не оставлю тебя. Объявлю, что ты работал в моих интересах, не владея всей информацией. А я будто бы поставила такое условие нашей с тобой свадьбы. Свои обещания я всегда выполняла, — торопливо продолжала Сибилла, боясь, что Тураев откажется вновь идти на конфликт с законом. — Я вытащу тебя непременно! Более того, исполню любое твоё желание. Я буду принадлежать тебе безраздельно всю оставшуюся жизнь — так же как и Стефану. Я хочу быть с вами и буду обязательно, только подари мне счастье мести! Милейший господин Алпатов дал генералам описание моей внешности, и меня к вилле никто близко не подпустит. Я ведь жизнь спасла этой мрази, а он… Ладно, не стоит о нём говорить, хотя пристрелить его было бы правильно. А теперь мне на Рублёвке появляться нельзя. Нужен новый человек с ловкими руками и напрочь лишённый всяких комплексов. Он должен будет всего лишь обеспечить попадание этих двух капсул в камин — и всё! Никаких взрывов, никаких ядов в шампанском! Как он это сделает, совершенно безразлично. В случае чего при нём найдут лишь безобидные пальчиковые батарейки. Они и будут безобидными — до тех пор, пока не попадут в огонь…

— И что тогда?

Артур любовался прищуренными, беспощадными глазами Сибиллы; казалось, они могли, как клинок, рассечь человека надвое. Эта женщина сейчас была прекраснее, чем прежде — как гениальный творец в минуты вдохновения.

— Это — ртуть с добавлением некоторых реактивных компонентов, которые при нагревании выделяют токсичные вещества. Для человека, который подышит этим в течение часа, — верная смерть…

Тураев слушал тихий, грудной голос с пикантным акцентом и боролся с желанием то ли обнять эту жрицу Немезиды, то ли рухнуть перед ней ниц. И долго лежать так, в несказанном блаженстве, потому что сам хотел того же. Хотел, но не знал, возможно ли такое в принципе.

— За эти дни я побывала не только в Хельсинки, но и в Стокгольме. Ещё раз попросила сделать политический расклад. Этим у нас занимается один из лучших специалистов по России. Артур, поверь, что такой компромат убил бы всех генералов в Европе и Америке, но у вас свои законы. А именно — целесообразность превыше всего. Если эти братья кому-то для чего-то нужны, их вину переложат на покойного Аргента и закроют дело в связи с гибелью обвиняемого. Они это знают, и потому спешат. Я не могу допустить их реабилитации, а потому совершу возмездие сама. Мне и только мне нести в этом и ином мире ответственность за то, что произойдёт в скором времени — если найдёшь нужного человека. Я не могу простить им то, что Стефан оказался в руках бандитов. Грязную работу они всегда поручают прикормленным уголовникам. И ты, Артур, я знаю, жаждешь того же. И Лёва тоже, ибо душа бессмертна. И все прочие, живые и мёртвые, взывают к справедливости. Найди человека, Артур, и я заплачу ему очень много! Ради сына я отдала бы последнее, но, к счастью, этого не требуется. Те средства, которыми я располагаю, позволяю даже после расчёта с нашим помощником и ухода на покой жить безбедно ещё долгие годы…

Она не произносила главных слов, но взгляд говорил Артуру именно то, что он хотел услышать. Теперь голубые глаза не резали клинком надвое, не били током высокого напряжения, а мягко светились в полумраке. Тураев вспомнил, что они сейчас в доме одни, и улыбнулся.

— Я сделаю это, даже если вновь придётся сидеть. Ради Стефана я пойду на всё. В его муках виноваты именно «оборотни». Аргент здесь — только орудие, палач, получивший приказ. И схватили твоего сына именно по ментовской ориентировке. Надо ещё о бабе той не забыть, которая сдала его. Но об этом мы подумаем позже. Кроме того, шесть человек, которых прикончили генералы, стоят перед глазами. Я видел их лица на снимках, а я Ярцевым и Пирожинским даже разговаривал. Владислава особенно ярко помню… Он отдел мне дискету и побежал вглубь парка прекрасным финским шагом — сильный, высокий, полный жизни. А жизни-то оставалось всего несколько минут! Там, в Туркмении, он выжил, потому что знал, где враг. А в России, в Москве расслабился, до конца не веря, что свои прикончат его в интересах тамошних наркоторговцев. Видимо, его убили, чтобы обыскать, — как Лёвку. Не знали только, что диск уже передан. Ну, и, разумеется, хотели заставить замолчать. Я же лишь чудом спасся в тот вечер. Только потому, что вовремя получил от Стефана сигнал тревоги…

Артур помолчал немного, и Сибилла не торопила его.