Мы с папой старались не говорить о том, почему его в девяностом выдернули из Мексики и направили в «горячую точку». Наверное, именно для того, чтобы естественным образом подключить к делу меня. Я должна была появиться в Багдаде, ни у кого не вызвав подозрений. Я просто приехала туда с папой, будто бы на каникулы. В свои неполные двадцать пять я выглядела молодо, по-студенчески. Но, как ты уже знаешь, планам моего руководства не суждено было осуществиться.
Меня наказали молчанием — целый год не отвечали на мои просьбы позволить загладить вину, показать, что я ещё способна на многое. Но даже когда в начале девяносто третьего я прибыла в Москву, где познакомилась с тобой и Лёвой, дурная слава следовала за мной по пятам. Меня буквально травили, разве что не плевали в лицо. Постоянно напоминали о невыполненном задании и о внебрачном ребёнке. Я спрятала Стефана в родовой усадьбе и нигде с ним не появлялась. Даже Лёва узнал о существовании ребёнка только после нашей свадьбы.
Пребывание в «земном Раю» сделало меня ещё более опытной, привлекательной, желанной. Там я научилась исполнять «танец живота», жевать кат, есть руками, сидя по-турецки на коврах. Я слушала, как вокруг меня люди играют на местных музыкальных инструментах и поют чарующие, медово-сладкие песни.
Кроме того, во мне начали происходить странные перемены. Возможно, в этом возрасте, да ещё после родов, женщины меняются. Я не стала наседкой, зацикленной только на младенце, не превратилась раньше времени в старую матрону. Нет! Напротив, я ощутила себя ребёнком, заново открывающим мир. Там, где давным-давно библейская Ева вкусила запретный плод, я совершила то же самое. А, значит, взглянула на мир другими глазами. Я как бы снова потеряла невинность, но уже будучи не обкурившимся подростком, оглохшим от рёва мотоциклетных моторов. Я была в зрелом возрасте, в полном сознании. И потому поняла, что всё прежнее со мной случилось зря. У бесшабашной девчонки в кожаных штанах, со здоровенной татуировкой на предплечье, не могло быть ребёнка — по крайней мере, такого, как Стефан.
Он и в младенчестве излучал необыкновенную силу. Даже когда спал или сосал грудь, моё сердце, сладостно замирая, падало в коленки. Я прикасалась к нему, чтобы перепеленать, и меня буквально било током. Амалия, наша домоправительницы и практическая моя вторая мать, заметила неладное и отстранила меня от ухода за сыном. Ей почудилось, что я своими поцелуями и ласками пробуждаю в грудном младенце плотские желания…
Тогда в нашей усадьбе гостила дальняя родственница, шестилетняя девочка по имени Ингрид. Целыми днями она возилась со Стефаном — катала в коляске, пела песенки, забавляла его игрушками. А я, чувствуя, как трепещет в сердце непреодолимое желание вновь прижать к себе ребёнка и целовать, целовать его бесконечно, кралась за девочкой по садовым дорожкам. Где-нибудь за живой изгородью или высокой елью я предлагала Ингрид сбегать на озеро или уйти к подружке, оставив меня с сыном.
Когда Ингрид убегала, сунув рот конфету или пирожное, я низко склонялась над коляской и ждала момента пробуждения. Стефан открывал свои бесподобные глазищи с длинными ресницами, и в этот момент был очень похож на своего отца, когда тот просыпался рядом со мной во дворце. Много раз предавала я доверившихся мне людей, но на этот раз не смогла. И солгала под присягой, заявив, что шансов выполнить задание не имела. Мне удалось обмануть даже «детектор лжи»!
Ты можешь подумать, что я струсила, потому что живой всё равно оттуда не ушла бы. Нет, я пожертвовала бы собой в другом случае, даже будучи беременной. Сентиментальность никогда не была мне свойственна, да и сейчас я редко распускаюсь. Просто я не захотела убивать красивого мужчину. Считай, что это была прихоть самки, для которой нет политики, нет идеологии и религии, а есть только желание произвести потомство…
Честно говоря, этого я не планировала. После аварии, в которой погиб Нильс, у меня случился выкидыш. Мы, собственно, и поженились-то из-за этого ребёнка. Говорят, это тоже был мальчик, на сроке шестнадцать недель. И за всё то время, что я работала на «контору», последствий не было. Это пришлось по сердцу моему руководству. И вдруг, провалив задание, я ещё и рожаю! До сих пор не понимаю, как шеф после того ещё встречался и разговаривал со мной!..
Мне часто снится бомбоубежище — по бетонным стенам и потолку мечется свет фонаря, шевелятся чёрные тени. Плачут дети, молятся женщины. А на поверхности — сущий ад. Волнами заходят на бомбёжку самолёты, грохочут взрывы, рушатся дома, гудят пожары. А мне тупо хочется солёных огурцов — и ничего больше! Я готова была пойти под бомбы и ракеты, лишь бы раздобыть хоть один солёный огурец! Но его нигде не было.