Ночь с Марией

Юбилейный, десятитысячный день жизни Юра отмечал скромно. Никто из окружающих о памятной дате даже не догадывался. Но самого его уже с раннего утра, с момента пробуждения не отпускал легкий холодок предчувствия чего-то значительного, что непременно должно в этот день произойти. Да и произошло, конечно, хотя и вполне прогнозируемо. В масштабе, по сравнению с которым десять тысяч дней казались до обидного малой величиной.

Цифры, а особенно их такие многозначные нули еще раз привычно прокатились в Юриной голове, превращаясь в еще более осязаемые понятия – яхту, землю под родовое поместье, а то и самолет? А чем черт не шутит! Такие проекты выпадают, может быть, раз в жизни. Почему бы в свое поместье приезжать не просто так, а подруливать прямо к главному входу в салоне реактивного лайнера?

Подобного рода мысли всегда действовали успокаивающе, а сейчас, после затянувшейся, но доведенной до логичного завершения командировки вообще переносили в состояние эйфории. Тем более, что по хорошо укатанной снежной дороге автобус катил почти бесшумно, чуть раскачиваясь, словно яхта на малой волне.

На поворотах микроавтобус слегка заносило. Из-под колес взлетали снежные вихри, Юра крепче сжимал спинку переднего сиденья и напрягался всем телом, как бы готовясь принять неизбежный удар о ствол ближайшей, заиндевевшей от ядреного тридцатиградусного мороза сибирской сосны. Но машина как-то выправлялась, и водитель, видимо, хорошо знакомый с этой извилистой лесной дорогой, гнал дальше. Юра расслаблялся. Хотя неприятный осадок в душе все-таки сохранялся. Или холодок. Совсем, как утром.

Наконец, автобус остановился. Юра выглянул в окно, но увидал лишь все тот же густой, плотно занесенный снегом сосновый бор, быстро вбирающий в себя сумрак раннего зимнего вечера, и небольшую, переделанную из двадцатифутового контейнера будку со светящимся окошком. От будки куда-то в тайгу убегал простой проволочный забор, а дорогу перегораживал основательный, со странного вида подъемным устройством шлагбаум. Из будки вышла дородная тетка в овчинном полушубке, замотанная в байковый платок, из-под которого пухлыми налитыми яблоками выкатывали румяные от мороза щеки, совсем уж мало оставляющие для маленьких глаз-буравчиков. Полушубок подпоясывал черный ремень с блестящей морской бляхой. Неспешно подойдя к микроавтобусу, тетка бесцеремонно распахнула дверцу, впустила внутрь порцию обжигающего холода и заглянула сама.

– Свои, Ильинична, свои, отворяй, – поторопил ее воцарившийся на первом сидении лидер компании, генеральный директор завода и владелец контрольного пакета Полудубов, еще молодой, могучего сложения сибиряк с густыми раскидистыми кустиками бровей, венчающих просторное скуластое лицо.

– Свои дома сидят, – неодобрительно возразила сторожиха. Осмотрев пассажиров, она задержалась взглядом на Юре, очевидно, как на единственно новом, незнакомом ей до сих пор лице, осуждающе, показалось ему, покачала головой и лишь после этого захлопнула дверцу. Затем подошла к подъемному устройству, взялась за похожую на колодезный коловорот ручку и вдруг, словно стронув внутри своего организма скрытую пружину, закрутила ручку с бешеной, неуемной энергией. Увесистый шлагбаум быстро поехал вверх.

– Вот это темперамент! – не удержался от похвалы Юра, и Полудубов ободряюще хохотнул:

– Не зря говорят, в сорок пять – баба ягодка опять. Так что Ильинична в самом соку, могу познакомить. Наша гордость. Мастер спорта по тяжелой атлетике. Чемпионкой России была! Любого мужика одной рукой уложит. Между прочим, разведенка. Говорят, мужик ее натиска не выдержал, деру дал. Так что, если…

Весь салон – и главный инженер, тощий скуластый парень в квадратных очках, и оба, чем-то похожие друг на друга зама Полудубова, пышные и румянощекие парни не старше, как и их босс, сорока лет – зашелся смехом, и Юра с удовольствием присоединился к общему веселью. Сам он фигурой и без малого двухметровым ростом был вполне под стать Полудубову, редкая женщина в любой компании не останавливала на нем взгляд. Представив себя на миг в могучих объятиях престарелой ягодки-сторожихи, он захохотал еще больше, но в этот момент машину подбросило больше обычного, и Полудубов грозно прикрикнул на водилу.

Но вскоре и эта дорога закончилась, машина остановилась перед огромным двухэтажным бревенчатым срубом на берегу обширного озера. Догадаться о том, что это озеро, можно было только по полному отсутствию какой-либо растительности на ровной заснеженной поверхности в низине, со всех сторон плотно закрытой могучими соснами на холмистых склонах, и еще, пожалуй, по длинному желобу, спускающемуся к озеру от бокового крыльца.

К парадному входу между метровыми сугробами вела не слишком широкая дорожка, по щиколотку присыпанная свежим снегом, легким и пушистым. Сейчас в самую пору было бы насладиться окружающим пейзажем, но стоило выйти на улицу, сразу хотелось в тепло, поэтому компания без излишних проволочек дружно устремилась в распахнувшуюся дверь.