Ночь с Марией

Аппетит за долгий рабочий день, насыщенный хождениями по цехам и многочисленным кабинетам, ненужными или малозначительными знакомствами, подписанием документов, нагулялся нешуточный, и запах еды всколыхнул его с новой силой. Быстро, не доверяясь не слишком надежным на взгляд вешалкам, компания побросала шапки и полушубки на стулья в обширной прихожей и ввалилась в каминный зал. И уж зал точно не обманул ожиданий. Огромный открытый камин, как в древних шотландских замках, украшала голова изюбря с большими развесистыми рогами, еще несколько голов парнокопытных поменьше разместились по стенам всего помещения, центр которого занимал массивный деревянный стол. А на нем без особых изысков, но зато в несомненном избытке на больших плоских блюдах были выставлены несколько сортов настоящей сибирской рыбы: и копченый омуль, и строганина из нельмы, и осетровый балык, утопающие в горах зелени, украшенной помидорами и редиской. Было здесь и холодное мясо, нарезанное крупными развалистыми кусками, и кислая капуста, и даже основной источник всепроникающего запаха – салат столичный. И, конечно, напитки. Несколько стеклянных двухлитровых кувшинов с квасом, с клюквенным морсом скромно соседствовали с пузатыми бутылками царской водки в заиндевевших, только с мороза бутылках.

При одном взгляде на это великолепие у Юры остро засосало в желудке. Полудубов, словно угадав позывы природы, не церемонясь, сразу повел к столу – разговеться с дороги. Он так и сказал: разговеться, то есть лишь слегка закусить, утолить первый голод, чтобы переполненный желудок не мешал главному, хорошо заслуженному событию дня. И действительно: много есть никто не стал, обошлись парой тройкой бутербродов с толстыми ломтями мяса и несколькими кусочками рыбы под две скромные стограммовые стопочки. Тост, конечно, был за гостя и ответный от Юры за настоящую Россию, за ее нарастающие, благодаря таким как Полудубов и его команда, и день ото дня крепнущие мускулы.

– Хорошо сказано! – одобрил хозяин, вставая и одним движением сдирая с себя неуместный в такой обстановке галстук. – А теперь пора эти мускулы как следует разогреть. Все остальное потом, потом, потом…

В бане тоже все было, как полагается. В большой деревянной кадке парились в свежем кипятке березовые и дубовые веники, лихач-водила в одночасье преобразился в усердного банщика, каменка отдавала вкусным хлебным запахом. После первого захода, легкого, для первичного разогрева, без веника, было где посидеть за кружечкой кваса, закрутив распаренные тела в простыни, как римские патриции.

– Летом у нас шикарно, – похвалился-посетовал Полудубов. – Из парилки выскочишь – и на желоб, прямо в озеро, а водичка там ох ядреная! Вылезаешь из воды – сам себе хрустальным кажешься. Тронь – зазвенишь. Приедешь к нам летом, ко второй очереди – не пожалеешь.

– Да я и так не жалею!

Юра легко и весело рассмеялся. Жизнь удалась, как нельзя лучше – и вся, до последней запятой, вылеплена была собственными руками. Даже учеба в Кембридже на долю от продажи отцовской квартиры была его выбором, который сестра поддержала безоговорочно, с неизменной верой в младшего брата. И не ошиблась. Вся дальнейшая карьера инвестиционного банкира подтверждала это, а последняя инвестиция в крупный российский завод в особенности.

– Погоди! – все еще убеждал в чем-то Полудубов, – ты пока настоящей сибирской бани не попробовал. Парильщики у нас… ну, да сейчас сам поймешь. До Ильиничны им, конечно, далеко, вот если она в руки веник возьмет… ну это уже для любителей экстрима! Но и парни неплохи, неплохи. А вот, кстати, и они, как черти из табакерки. Так что, если готов – давай, тебя как гостя первого уважим.

– Не откажусь!

Первый жар уже сошел, и нагретое тело было вполне готово к новой процедуре. Расправив плечи, Юра подошел к кадке с вениками, но один из банщиков, молодой жилистый парень, на вид не старше двадцати пяти, остановил его:

– Извините, инструмент – это моя забота. А вы идите, ложитесь.

Банщик не предлагал – указывал, как делают уверенные в себе мастера, и Юра послушно, подчиняясь отработанному, очевидно, ритуалу, кивнул:

– Как скажешь…

У дверей в парилку он все же остановился и с интересом посмотрел, как парень, перебирая в кадке дубовые, березовые и можжевеловые веники, взвешивает их, примеряя к руке, словно художник кисть или хирург скальпель. Отобрав, наконец, сразу два веника, наиболее точно соответствующие предстоящей операции, банщик встряхнул их особым, артистичным движением и передал напарнику, кажется, тому самому лихачу-водиле. В парилке Юра надел войлочную шапку, лег на широкий полок, и его тело, уже размякшее, еще хранящее тепло первого захода, начало быстро впитывать новый жар раскаленной печи. Затем в парилку вошел молодой банщик по имени Паша, и по его команде Юра послушно перевернулся на живот так, чтобы лицо зарылось прямо в душистую дубовую листву веника.