Ночь Саммерсенда

Ариен дотрагивается до одной из лоз. Его голос звучит одновременно восхищенно и нервно, когда он спрашивает:

– Это все создала ты, Лета?

– Эм. – Уклончиво отвечает она. – Не все. – Она поворачивается к тропинке. – Я объясню позже.

По другую сторону стены воздух темный. Отягощенный туманом. Тропинка петляет между деревьями. Спускается вниз, в темную лощину. Мы следуем по ней мимо свечей и мотыльков. Мимо светящихся грибов и полых корней. Затем мы выходим в… сад.

Он выглядит словно сад – сад Леты – в Лейкседже. Его зеркальное отражение, все с точностью, но наоборот. Тьма вместо света. Серебряные листья, рощи папоротников. Цветы цвета крови. Сквозь него вьется виноградная лоза, усеянная шипами, зазубренными, как ножи.

А за терновником – коттедж. Сложенный из древесины, с багровыми стенами и соломенной крышей из ветвей. Его вид наполняет меня странным, болезненным чувством, которому я не могу дать названия.

– Это мой… – Лета колеблется над словом. Мы с Ариеном обмениваемся взглядами. – Тут я живу.

Она открывает дверь. Мы все быстро заходим внутрь. Лета задвигает щеколду, закрывает ставни. Одноместная комната освещена камином. Он горит тускло, на самом дне очага. Тут стоит неубранная кровать. Ряд полированных камней на подоконнике. Открытый сундук, беспорядочно заваленный платьями.

Он так напоминает мне комнату Леты в нашем доме. И после странного, повторяющегося сада снаружи вид этого пространства – такого знакомого, такого явно обжитого – вызывает во мне новую волну нежеланной ревности. Злясь на себя, я пытаюсь скрыть свои чувства. Но они так явно присутствуют в нашей связи. Лета смотрит на меня. Ее щеки пылают. Наши глаза встречаются, но я быстро отворачиваюсь.

Я помогаю Элану добраться до кровати. Он усаживается. Прижимает оторванную полоску ткани к лицу. Лета некоторое время наблюдает за нами, закусив губу. Вытирает окровавленные руки о юбку. Указывает на другую дверь на противоположной стороне комнаты, ведущую в небольшой чулан.

– Позвольте мне… привести себя в порядок. И тогда я посмотрю, что я смогу сделать с этим порезом.

Она достает из сундука новое платье. Идет через комнату, сбрасывая на ходу верхние слои одежды. Ее плащ, ее ботинки, ее чулки. Она уходит в чулан. Закрывает за собой дверь.

Я беру ее ботинки, аккуратно ставлю их. Вешаю ее накидку на стул у камина. На полке над камином стоят ряды банок, наполненных засушенными цветами. Я долго их разглядываю.

– Это так похоже на чай в нашей кладовой, который она собрала.

Ариен поднимает бровь, глядя на меня.

– Ты злишься на нее.

Я подбираю сброшенные Летой чулки. Вешаю их рядом с накидкой.

– А ты нет?

– У меня есть много причин злиться на нее. Но не эта. Ты бы предпочел, чтобы она жила в лесу, на холоде?

– Конечно нет.

Он складывает руки на груди.

– А звучит так, словно как раз наоборот.

– Я не жалею о том, что она в безопасности, Ариен. Безопасности или… чем бы это ни было.

С разочарованным выдохом он выдвигает один из стульев и садится. Склоняется вперед, скрестив руки на столе.

– Я хочу, чтобы она вернулась домой. Как она вообще собирается все уладить с этим… существом Мотыльком?

Я провожу рукой по волосам. Тяжело вздыхаю. Схватка Леты и того существа, которое она назвала Леди Мотылек, – это размытое пятно невозможного ужаса. Элан, пойманный в ловушку магией, вцепившиеся в его горло когти. Сестра бога, с ее рядами клыкастых зубов. Ее огромные, влажные глаза. Ледяная дрожь в ее голосе.

– Я не знаю. Но после всего того, что мы только что видели, я думаю… – Я качаю головой, ненавидя это признавать. Все, чего я хочу, – это убраться отсюда. – Совсем не похоже, что мы можем оставить здесь все, как есть.

Я сажусь на кровать рядом с Эланом. Он молчал с тех пор, как мы вошли внутрь. Но теперь он одаривает меня настороженной улыбкой. Я неуверенно протягиваю руку. Дотрагиваюсь до его руки. Крепко сжимаю пальцами ткань его рукава.

С тех пор, как он утонул, прошло почти два года. Его челюсть острее. Его волосы длиннее. Он всего лишь слабый, похожий на сухой лист отголосок воспоминаний, наполнявших мои кошмары.

Но это он. Это действительно он. Целый и реальный, рядом со мной.

Он оглядывает меня с таким же недоверием. Когда он рассматривает мою изменившуюся внешность – знаки печатей, новые шрамы, линии под кожей, – выражение его лица меняется. Он прижимает кончик указательного пальца к внутренней стороне моей руки. Яд начинает шевелиться и смещаться. Его глаза расширяются, но он не отстраняется.

А потом он начинает плакать. Он склоняет голову, все еще прижимая ткань к лицу. Его неповрежденный глаз закрывается от слез. Он шепчет так тихо, что я едва слышу его:

– Прости, Роуэн.

– Нет, Элан. Ты… – Я запинаюсь, охваченный приливом горя и вины. Вся боль, которую я таил в себе с тех пор, как увидел, как он тонет. – Ты не сделал ничего, за что тебе стоило бы просить прощения.

Он бросает на меня умоляющий взгляд.