Ночь, сон, смерть и звезды

Джессалин вспомнила день рождения Лорен, который должен был начаться с езды на пони, а закончиться праздничным обедом в харчевне «Зёйдерзе», в миле от торгового рынка, на утесе с видом на озеро Онтарио. Вся семья была в сборе – мама, Том, Беверли, Вирджил, София, именинница… ждали только отца.

Ей не забыть это томительное ожидание за специальным столиком у окна, который для них зарезервировала секретарша Уайти. Старшие дети становились все раздражительнее, особенно Лорен, чей день рождения (одиннадцатый) они отмечали. И наконец позвонили «миссис Маккларен», к телефону подошел Уайти и извинился, что не сможет приехать.

Джессалин передала радиотелефон имениннице, которая мрачно выслушала извинения отца. Телефон переходил из рук в руки, папа долго извинялся перед каждым ребенком и отпускал привычные шуточки, вызывавшие смех. (Не смеялась только Лорен.) И когда телефон вернулся к маме, та заверила мужа, что никто на него не сердится, просто немного огорчились.

И тут Лорен выдала с ухмылочкой: «Мам, ты себя послушай! Ты ведь никогда не говоришь, что думаешь, потому что не думаешь, что говоришь!»

Это было настолько неожиданно для одиннадцатилетней девочки, что Джессалин не знала, что ответить. Она сжимала в руке принесенный хозяйкой радиотелефон, пока дети растерянно молчали.

В другой раз Джессалин повезла детей в графство Херкимер за тыквами на Хеллоуин в новеньком мужнином внедорожнике, где легко помещалось пятеро детей. О том, чтобы их сопровождал отец, речь уже не шла, он был слишком занят работой в компании «Маккларен инкорпорейтед».

Семейная жизнь – это мама. А папа – это бизнес.

Старшим детям уже приелись прогулки в соседнее графство. Волнистые холмы, кукурузные поля, пшеница, соя, лесочки. Коровы, лошади и овцы, сомнамбулически пощипывающие траву.

Рекламные щиты с надписью: «Исторический Датчтаун (основан в 1741)».

– Хвалятся своей историчностью. Верный признак того, что там можно умереть от скуки, – сухо заметила Лорен.

Мама добродушно посмеялась. У Лорен хорошее чувство юмора. А не отреагируй она таким образом, и ее недовольство средней дочерью стало бы для всех очевидно.

– Это ты скучная, – парировала Беверли.

На заднем сиденье началась перепалка. А на переднем София, сидевшая рядом с матерью, глядела в окно как завороженная. Особенно ее привлекали лошади. Словно в лихорадочном сне, в ушах звучал топот копыт.

София была любимым ребенком. Хотелось думать, что это никак не проявлялось.

Хеллоуин. Как незаметно он подкрадывался. Только начался учебный год – и вот пожалуйста.

Мать не любила Хеллоуин. Самый неуютный праздник, если его можно так назвать.

Когда-то канун Дня Всех Святых, а сейчас просто Хеллоуин. Никто не понимал его смысла, и он просто утратил всякий смысл. Скелеты, ведьмы, черные коты, смерть. Свисающая с крыльца паутина, подвешенные на дереве тряпичные куклы, этакие жертвы линча.

Можно подумать, дети имеют хоть какое-то представление о смерти! Ну а если имеют, то такое: смерть – это не смешно.

Джессалин потеряла мать, будучи старшеклассницей. И она вместе со всеми украшала кирпичный фасад школы всякими призраками, ярко-оранжевыми тыквенными головами и пластмассовыми черепами с дырками вместо глаз.

Она была хорошей девочкой, а в добросовестно выполняемом общем деле есть свое утешение.

Ей не хватало смелости не быть хорошей. О чем даже Уайти не подозревал.

Она думала о том, что Хеллоуин распаляет детское воображение, обещая нечто таинственное и необычное, вот только оно не реализуется. Эти маски и костюмы просто глупый маскарад. Сквозь дырочки в масках проглядывают их собственные глаза. Трудно этого не видеть.

Память о матери куда-то ушла. Ее лицо, присутствие, голос – все выцвело, как поляроидный снимок.

Порой ее сердце сжимала такая тоска, что она с трудом могла дышать. Выкинь из головы дурацкие мысли. Теперь ты мать семейства. В такие минуты она молилась, чтобы покинуть этот мир раньше мужа. Еще одна утрата… нет, это выше ее сил.

Ах, Уайти! Он ведь назвал ее своей юной новобрачной и поклялся, что никогда ее не оставит.

– Мы жили в невинное время, когда никто не втыкал в яблоко лезвие бритвы, прежде чем протянуть ребенку.

Пока они покупали тыквы, она делилась с детьми воспоминаниями о Хеллоуине, когда она была маленькая.

Невинное время. Ой ли? Любое время кажется невинным задним числом.

Сколько же здесь тыкв, в том числе уродливых, напоминающих огромный зоб! Самая большая тыква была похожа на оранжевого толстяка с полутораметровой талией и весом тридцать – если не все пятьдесят фунтов. Кто-то в ней вырезал клоунские глазищи, нос и рот. Дети с отвращением взирали на этого монстра.

Том аж присвистнул:

– Какая жирная бабенка!

В самом его свисте прозвучал сексистский подтекст, который мать предпочла пропустить мимо ушей. А вот Беверли не сдержалась:

– Или жирный мужик.