Ночь, сон, смерть и звезды

Края тента трепетали на ветру. Дождь, слава богу, кончился. По деревянным доскам, положенным на мокрую грязную траву, посетители неуклюже передвигались от тента к тенту под порывами на удивление стылого ветра.

Вот и тент Вирджила… а вот и его экспозиция.

Джессалин таращилась в ужасе. Что это?

Она приехала на ярмарку, по обыкновению, одна, не зная, надолго ли. Какое счастье, что она не прихватила с собой подругу, или родственника, или одну из дочерей, – новые скульптуры Вирджила пугали, сбивали с толку, и это еще мягко сказано. Неудивительно, что он отказался показать их ей ранее.

Экспозиция называлась «Тлен и звезды». Имя художника – просто Вирджил.

Он давно уже подписывал свои работы одним именем, и за этим, как считала Джессалин, скрывалось невинное тщеславие. Он и в раннем детстве под своими рисунками, сделанными цветными карандашами, размашисто подписывался: Вирджил.

(«Мальчик считает себя Рембрандтом», – сухо заметил отец. Тогда Уайти еще не раздражало словечко artiste[21].)

Она так и не смогла преодолеть свою озабоченность по поводу младшего сына. Страх матери, что ее ребенок оскандалился публично, притом что ребенок давно вырос и не раз ее заверял, что его не интересует публичная репутация, не говоря уже о том, чтобы этим зарабатывать.

Но Маккларены замечали: их младший сын тихо гордится своими художественными поделками и тем, что они продаются, пусть и по скромной цене. В чем он, конечно, никогда не признается.

Большинство скульптур в экспозиции представляли собой малорослых гуманоидов из грубого материала – пеньковой ткани, деталей манекенов, пенополистирола, воска, персонажи туго обмотаны бечевкой, проволокой, алюминиевой нарезкой, все обезличены. Серия вощено-бледных фигур с явственными мужскими гениталиями, сплюснутыми грубым бандажом, и только последняя, без бандажа, стояла на коленях, задрав похожую на яйцо гладкую лысую голову с полустертым лицом.

Другая серия состояла из черных фигур примерно такого же размера, и последнее существо тоже стояло на коленях, с такой же головой и обезличенной физиономией.

Джессалин пыталась это осмыслить. Тлен — да, понятно, но звезды? Может, стоящие на коленях фигуры с задранными лицами разглядывают (невидимые) звезды?

– Что ты по этому поводу думаешь? Диковато, да?

– Есть во всем этом что-то… извращенное.

– С расовым оттенком.

– Точно. С расовым оттенком.

В этих подслушанных репликах Джессалин, по крайней мере, не услышала оттенка оскорбленных чувств, скорее недоумение.

Другие проходили мимо, поглядывая вскользь. Подростки усмехались и подхихикивали. Какой-то ребенок отшатнулся в ужасе, и маме пришлось взять его на руки.

– Вирджил Маккларен? Вот это?

С отвращением, неодобрением. Две моложавые женщины, похоже знакомые с его более ранними работами, явно чувствовали себя обманутыми.

– И куда я это поставлю? Даже в Хеллоуин, на крыльце, диковато. Такое увидишь только в Нью-Йорке, в художественном музее… или в этой, как ее… галерее Олбрайт в Буффало.

– Да уж! То еще место.

Женщины поглядывали на Джессалин со снисходительными улыбками, а она делала вид, что ничего не замечает. У нее это инстинктивно вошло в привычку: со всеми соглашаться, улыбаться и кивать. Ей даже пришлось сделать над собой усилие, чтобы не поддержать их насчет диковатости.

Ей стало жаль Вирджила. Эти скульптуры никто не купит.

Главные аттракционы ярмарки – детское кукольное шоу, горшечник с вертящимся гончарным кругом и ткачиха с ирландским ткацким станком прошлого века. Всюду акварели и картины местных художников: пейзажи, закаты, отражения в воде, детские портреты. Глазурованные горшки, стенные украшения, ящички для комнатных растений из макраме, ювелирка ручной работы, подсвечники, вязаные и резные изделия. Самые популярные поделки выставлены под другими тентами, но это как-нибудь без нее.

Она уже привыкла избегать встреч со знакомыми людьми, которые, она знала, критически о ней высказываются за ее спиной, а тут готовы радостно выкрикнуть ее имя – все равно как если бы ее, как рыбу, поймали на крючок и вытащили на берег.

Ну как вы? Что-то вас давно не видно…

Да, Джессалин Маккларен давно не видно на публике. Вопрос ее смущал, и она затруднялась с ответом.

Для Джессалин было поучительно посмотреть экспозицию «Тлен и звезды» и попытаться понять связь между художником и ее сыном. Ничто в этих обнаженных истерзанных фигурах не указывало на Вирджила, которого она знала или думала, что знает. Ее сын никак не ассоциировался с таким Вирджилом, и ее это огорчало, как (вероятно) огорчило бы и Уайти. Оно и к лучшему, решила она.

Мы все гораздо глубже, чем о себе думаем. Где-то в глубине сидит боль, и о ней мы (как правило) предпочитаем не ведать.