Ночь, сон, смерть и звезды

– За нашими деньгами. За нашим домом. Так мы считаем!

Том продолжил. Джессалин Маккларен – женщина особенная. Она сильно любила покойного мужа и до сих пор не пришла в себя после его смерти в октябре. Еще года не прошло. Слишком рано начинать новую жизнь. И Джессалин не может отвечать за принятые решения, она эмоционально нестабильна.

– Так что вы на это скажете, Хьюго? Вы охотитесь за материнскими деньгами?

Том понизил голос, стараясь себя контролировать. Соседние столики свободные. Ветерок с реки принес острый меланхолический запах надвигающегося дождя.

Том был так занят собеседником, что на время забыл об окружающем ландшафте. Он внимательно разглядывал рот соперника, полуприкрытый вислыми усами, словно пытаясь что-то прочесть по губам.

– Ваш… ваш вопрос оскорбителен… я не стану на него отвечать, – произнес Хьюго Мартинес сквозь зубы.

– Что ж, не отвечайте. В наши планы не входит вас оскорбить.

С таким подростковым сарказмом. Том испытывал мстительную радость, видя, что его оппонент не в состоянии себя толком защитить.

Оба тяжело дышали. Том нанес один удар… второй был отражен… (кажется) пришло время отступить.

В таких схватках, по опыту Тома, одно тянет за собой другое. Тот, кто дал волю эмоциям, потом сдает назад. Теперь ему предстоит защищать позиции.

– Этот разговор я… я… считаю законченным. – Мартинес уже стал заикаться. – Вы думаете не об интересах вашей матери. Вы…

– Простите, Мартинес. Не вам мне объяснять, в чем состоят интересы моей матери.

Это предупреждение. Держи язык за зубами, сукин сын.

Том прикончил виски и заказал вторую порцию. Пока все идет неплохо. Уайти бы оценил.

В его внедорожнике на заднем сиденье лежит бейсбольная бита. Он не брал ее в руки с того вечера, когда гонялся по дому за бродячим котом, чтобы огреть по мерзкой башке. Тогда для Тома все закончилось бесславным позором, но об этом никто не узнал. В результате он убил на веранде ни в чем не повинного енота (?) и даже не сумел отмыть все пятна крови.

– Я полагаю… мне лучше уйти.

– Не торопитесь, Мартинес.

Том возвысил голос, добавил мощи. Ситуация напряженная. Как во время высокогорного перехода. Если соперник совершит неожиданное действие, Том сразу перейдет в атаку.

– Я… не собираюсь обсуждать вашу мать. И вам никто не дал право… так со мной говорить.

– У меня есть все права так с вами говорить, Мартинес. Вы влезли в мою… в нашу жизнь. Нам необходимо внести ясность.

Это была домашняя заготовка. Когда-то он играл в школьном спектакле. Девочки его улестили. Ты такой красивый, как Том Круз… или Брэд Питт?.. хоть разок попробуй, наш режиссер уже разрешил. Ох уж этот страх сцены! Он хватался за диалог как утопающий за соломинку.

– Я принес с собой чековую книжку, Хьюго. Сейчас я полезу за ней в карман… больше ни за чем. Вы же этого ждали?

– Ждал? Н-нет…

– Короче. Я готов выписать чек на имя Хьюго Мартинеса. Но с условием, что вы больше не будете видеться с моей матерью. Договорились?

– Чек на… какую сумму? – осторожно спросил он.

– На какую сумму. Так-так.

Уже лучше. Никаких экивоков.

Том осушил стакан. По телу разлилась волшебная теплота. Настроение заметно улучшилось. Еще недавно его шатало, но теперь пол под ногами обрел устойчивость и шаги стали твердыми.

– Пятнадцать тысяч, Хьюго.

Презрительно мотнув головой, Мартинес как бы отверг эту сумму. Нет.

– Двадцать тысяч.

Серьезное повышение. Том сам не ожидал, что так скоро пойдет на это. Похоже, Хьюго Мартинес тоже удивлен.

Однако же он снова помотал головой. Нет.

Ох уж эти претензии на превосходство. Этакий выбившийся в люди мексиканский крестьянин… как его там… Сапата?[40]

Марлон Брандо в роли Сапаты. Темные усы, мерзкое самодовольное лицо.

– Двадцать пять тысяч, – холодно объявил Том; он такой гринго при деньгах, а перед ним смуглый крестьянин-шулер с колодой карт.

Но Мартинес молчал, найдя лучший способ демонстрации своего презрения.

– Двадцать шесть.

Мартинес по-прежнему хранил молчание. Единственное, что выдавало его беспокойство, – это поглаживание уса и уклончивый взгляд.

– Хорошо. Тридцать тысяч. Это мое последнее предложение.

– Тридцать пять. – Мартинес заговорил впервые с начала торга.

Том сделал вид, что обдумывает. Сейчас они оба обдавали друг друга презрением.

– Тридцать пять. По рукам.

Хьюго Мартинес был согласен, несмотря на брезгливую гримасу.

– И вы обещаете больше не контактировать с Джессалин? Разорвать ваши отношения? Какими бы они ни были.

Том был в легком замешательстве. Он не желал никаких интимных подробностей из уст этого мужчины, ничего такого, что могло бы бросить тень на мать. К счастью, Мартинес лишь пожал плечами и тем ограничился.

– Хорошо. Считайте, что сделка состоялась. Я хочу, чтобы вы в последний раз, сегодня вечером, позвонили моей матери и сказали ей, что вы уезжаете… в путешествие. А когда вернетесь, больше никаких встреч.

– Я действительно уезжаю. О чем уже сообщил вашей матери.

– Вот и хорошо… отлично.