Ночь, сон, смерть и звезды

У Тома дрожали руки, когда он выписывал чек. Весьма неловкая ситуация – выписывать чек человеку, который на тебя поглядывает с брезгливой ухмылочкой.

Что ж, все прошло, как он планировал. Правда, не ожидал, что планку задерут до тридцати пяти тысяч.

В ушах звенело. Даже не верилось, что соглашение достигнуто и Хьюго Мартинес исчезнет из их жизни.

Соперник вовсе не выглядел смущенным, как можно было ожидать, скорее дерзким.

Том выписал чек на имя Хьюго Винсента Мартинеса. Его полное имя он посмотрел заранее, чтобы не возникло никаких проблем с переводом.

Сумма уйдет с персонального банковского счета Тома. «Маккларен инкорпорейтед» тут ни при чем. Как и родные сестры. Денежный расчет исключительно между ним и Мартинесом, как пожелал бы Уайти.

Том протянул чек на тридцать тысяч долларов ровно.

Мартинес нахмурился:

– Мы говорили о тридцати пяти.

Ну конечно тридцать пять. Преуспевающий и во всех отношениях начальственный гринго совершил глупую ошибку.

Чувствуя, как у него пылают щеки, Том разорвал чек и выписал новый, на этот раз как подобает.

Мартинес внимательно проверил, сложил чек и спрятал в конверт. Нашел бутылку пива, выпил из горлышка, вытер влажные усы краем ладони. А потом холодно произнес:

– Я не стану его обналичивать. Сохраню на память. Если вы или кто-то из вашей семьи подойдет ко мне и попытается меня запугать или станет мне угрожать, я покажу этот чек Джессалин и расскажу ей о вашей «сделке». Я раскрою перед ней ваше мелочное сердце. Что вы ее не любите и не уважаете. Вы, в сущности, ее не знаете. Я раскрою то, чего бы вам не хотелось раскрывать. А посему советую вам больше никогда не пытаться этого повторить.

Хьюго Мартинес спокойно, с достоинством поднялся. Бросил на стол купюру, взял свою шляпу, развернулся и пошел прочь, а Том глядел ему вслед, настолько огорошенный, что до его сознания пока не дошел смысл услышанного.

Коса

Как же это хорошо – коса. Ощущать тяжесть между лопаток, как будто кто-то положил утешающую руку.

Мама, о боже, что ты сделала с волосами? Ты стала похожа на хиппи или индианку. Это уже не ты.

Джессалин, можно мне потрогать? Она настоящая? И цвет тоже?

У вас прекрасные волосы, миссис Маккларен! Белые как снег.

Ей оставалось только улыбаться на эти комплименты, которые с началом новой жизни она слышала все чаще. И недоумевала: чем так хороши белые волосы? и почему как снег?

А еще коса такая мягкая. Вы ее чудесно заплетаете. Сейчас так редко можно увидеть женщину вашего возраста с косой… Медсестра ворковала с Джессалин, дрожавшей в темно-зеленом хлопчатобумажном небрежно завязанном на груди халатике на голое тело. Старалась заражать ее своим энтузиазмом, воодушевлением в этом леденящем ужасе.

С опозданием подумала о совершенной ошибке: не надо было намекать на возраст.

Но Джессалин ответила легким смехом и поблагодарила.

Испытывая смущение. Застенчивость. За долгую жизнь она научилась вежливо уходить от комплиментов по поводу ее внешности, осанки, одежды – всего, что бросалось людям в глаза, и они считали необходимым выразить свою оценку. С какой стати?

Если ты женщина и особенно если в детстве ты была прехорошенькой, тебя заваливают комплиментами, похвалами, слащавым вниманием, давящим и удушливым, как ладонь, которой тебе заткнули рот. Молчи и слушай. Сейчас мы все про тебя расскажем.

Возразить – признак недоброжелательности, грубости. А согласиться – признак тщеславия.

Вы ее сами заплетаете, миссис Маккларен? Это трудно сделать у себя за спиной.

Последовало тихое признание: Заплетает мой муж.

Слова выскочили сами. Зачем она это сказала?

Но не могла же она сказать: Заплетает мой любовник. Уже немолодая Стейси, медсестра-рентгенолог, наверняка бы смутилась.

Женщина в возрасте должна иметь мужа, а не любовника. И состоять в браке уже много лет.

Медсестра задумалась. Впервые слышит такое. Чтобы мужчина заплетал женщине косу, да еще муж!

Да, необычно, согласилась Джессалин, испытывая что-то вроде гордости.

Ваш муж, должно быть, человек душевный.

Да. Он такой.