Ночь, сон, смерть и звезды

А про себя подумала: Вот и первый шаг к моей смерти.

Пришлось ждать, когда сделают новые снимки. Потом ждать радиолога.

Возможно, больше снимков не понадобится. Отпустят ее домой.

Или еще несколько. И хватит на сегодня.

(Хватит на сегодня. Ее обостренный слух расслышал слова врача.)

Для радиолога она идеальный пациент: пожилая женщина, послушная, неистеричная (по всем признакам), не задающая лишних вопросов, не враждебная и не агрессивная.

Она подумала: Так и быть. Первый и последний раз.

Утром она не поела, и это, возможно, было ошибкой. Вскоре почувствовала слабость, головокружение. О том, куда она собирается, никому не сказала – маммография, рутина.

Вечером к ней пожаловал Хьюго на ранний ужин. Разумеется, о результатах теста она ему не сказала ни слова.

С тех пор как семнадцать лет назад ей ошибочно поставили положительный диагноз, она страшилась маммографии. Не только из-за острой боли и гротескно сплющенной груди – кажется, вот-вот брызнет наружу содержимое, – но еще из-за страха, что рентген обнаружит «узелок».

У многих знакомых ей женщин с годами обнаруживали рак груди. Она с ужасом ставила галочки в квадратиках опросника, который ей дали в комнате ожидания: у кого в семье была онкология?

Но сейчас, как ни странно, она была спокойна. Если рентген даст положительный результат, Уайти об этом уже не узнает.

Она вспоминает, какие страхи он испытывал по этому поводу. Его лицо, обычно твердое, крепко скроенное, в такие минуты съеживалось в панической гримасе. И, видя, как он ее любит – безоглядно, как ребенок родителя, – она испытывала чувство вины: не дай бог, заболеет и тем самым предаст эту любовь.

В ожидании радиолога Джессалин посещали смутные мысли. Работа вдовьего мозга, хаотичное движение нейронов. В каком-то смысле она испытывала облегчение: если у нее обнаружат рак, то уж лучше сейчас, чем когда Уайти был жив.

Ничего-то он не узнает. Ни про повторные тесты. Ни про возможную биопсию. Ни про необходимость хирургического вмешательства. Он останется в полном неведении.

Что касается ее чувств к Мартинесу, то они напоминали корешки недавно посаженного кустика. Вроде красной розы, которую он посадил этой весной. Выдернуть такой кустик ничего не стоит. То ли дело разросшийся куст, и даже если ты его выдернешь, в земле останутся тоненькие корешки.

Вдовий мозг почти не контролирует панические перемещения нейронов, но, к счастью, его работа сильно ограничена во времени. Так что Джессалин довольно быстро переключилась на Хьюго Мартинеса, который, похоже, обратил внимание на то, что одна из ее вьющихся роз рядом с гаражом приказала долго жить, и вот нá тебе, подъехал к дому незваный, без предупреждения, и привез разросшийся розовый куст на место погибшего.

Нет, ну каков наглец! Даже не позвонив в дверь, чтобы поставить ее в известность и тем более попросить разрешения, он вытащил куст с заднего сиденья машины и притащил к гаражу. Из окна второго этажа Джессалин тайком наблюдала за его действиями. Куртка защитного цвета, широкополая шляпа, лихо задранная вверх. Как ударник на педаль большого барабана, он жал ногой на лопату – ловко, уверенно, на загляденье, притом что лица она не видела. С какой вовлеченностью в процесс выкапывал он старый куст и сажал новый!

Он действует как хозяин. Почему ты молчишь? Почему его не остановишь?

Она решила не выходить из дому, не вступать с ним в разговоры. И уж точно не благодарить.

Но время шло, а с ним крепла пугающая мысль, что он уедет, так и не постучав в дверь. Серьезная озабоченность. Наконец он бросил лопату, достал из кармана красный носовой платок и вытер лоб – в этом жесте было что-то древнее, первородное. Вдруг она увидела уставшего, запыхавшегося человека, уже немолодого, обливающегося потом под жарким солнцем. А затем она поймала в зеркале себя, сострадающую и надеющуюся, тоже уже немолодую, но, можно сказать, привлекательную. Она словно увидела себя голой, охваченной стыдом, настолько обнажены ее желания, смотрела как на незнакомку, которую можно только пожалеть, но нельзя осуждать, уж она-то точно не стала бы осуждать такую же одинокую и тоскующую женщину, себя – другое дело.

Она быстро спустилась вниз и вышла во двор, закрывая глаза от солнца. Она его поблагодарит. Проявит обходительность. Прекрасный куст. Она ему благодарна за их дружбу, за его доброту и великодушие, но… я больше ни к кому не испытываю никаких чувств, постарайтесь меня понять.

А вместо этого, едва ее завидев, Хьюго радостно позвал хозяйку, и та подошла оценить новенький красный куст, посаженный, как полагается, рядом с оштукатуренной гаражной стеной, а потом подумала, что надо бы принести ведерко с водой и полить куст, и вскоре они уже болтали и смеялись, а то, о чем она собиралась ему сказать, пришлось отложить до другого раза.