София кивнула, давая понять, что не хочет сейчас об этом говорить. И, уважая решение дочери, Джессалин не стала ее больше допрашивать.
Среди ночи София проснулась от голосов в коридоре. Не за дверью, а в отдалении. Голос матери и мужской голос.
Хьюго Мартинес? Эти взрослые голоса звучали убаюкивающе. Говорят о ней. Беспокоятся.
Эту ночь в старом доме София проспала не то чтобы совсем без сновидений, но это был здоровый сон после крайнего утомления, и, просыпаясь время от времени, она тотчас с радостью осознавала, где находится.
Кровожадное сердце
Невероятно! Что это, нарушение врачебной этики? Фут объявила, что дает ей, своей пациентке,
– Мне кажется, доктор Маккларен, что наши сеансы придется прекратить, поскольку вы продолжаете демонстрировать откровенную враждебность, – произнесла она с чопорностью рассудочной училки.
– Доктор Фут, я крайне удивлена… и разочарована. Вам платят… хорошие деньги… чтобы вы проводили «терапию» с пациентами, нуждающимися в помощи. Я… я… я не понимаю. Мне казалось, что наметился п-п-прогресс…
Лорен заговорила спокойно, но где-то посередине голос у нее задрожал и начал рассыпаться, как некачественная замазка.
– Мне казалось… есть же молчаливое согласие… даже если врач имеет дело с трудным пациентом, он обязан терпеть… в смысле, продолжать лечение… это как в… в… – У Лорен не хватило сил договорить.
– В семье? – Фут неохотно подсказала ей ускользающее слово. – Вы это хотели сказать, доктор Маккларен?
– Я… я так сказала? По-моему, это вы сказали «как в семье», доктор Фут.
С ощущением триумфа, как от укола адреналина в сердце, Лорен попятилась и (по собственной воле, а не потому, что ее оскорбили) покинула кабинет.
Дверью не хлопнула, но демонстративно ее закрыла.
Больше сюда не вернется. Никогда.
У меня есть сестра, даже две. Более чем достаточно.
У меня есть семья. Одной хватит.
О чем эта Фут думает? Психотерапевты вообще думают или они, как роботы, выдают заумно-парадоксальные фразы? Больной произнес А, врач ответил Б. Наверное, существует онлайн-курс для психотерапевтов с целыми колонками домашних заготовок.
В любом случае она туда не вернется. Сколько зря потраченного времени и денег. С нее хватит.
Вовремя одумалась. Не дай бог кто-то в семье, особенно проныра Беверли, узнает. А как было бы стыдно за нее Уайти, доживи он до этого дня.
Все-таки не авария.
И не потому, что Лорен уснула за рулем, а из-за погодных условий.
Сначала просто дождь, потом настоящая пелена, по капоту застучали, забарабанили градины, похожие на нафталиновые шарики, видимость снизилась до полутора ярдов, и вдруг ее красавец-«сааб» со стальным отливом, купленный на завещанные отцом деньги, понесло к обочине (крик застрял в горле), как на аттракционе в парке, где сталкиваются машинки, а где-то рядом душераздирающе сигналили и сигналили…
В синяках от удара чертовой подушки безопасности, которые потом саднили не одну неделю, с шишкой на лбу и кислотными ожогами на руках, захлебывающаяся в попытках отхаркать черную слизь в легких, она испытывала (отчаянную, малодушную) потребность в посещении Фут – и не только по пятницам, но еще и по вторникам. Ко дню, когда случилась авария… то есть
Выписывала чек на 215 долларов за каждый сеанс врачихе, называвшей себя «М. Л. Фут, доктор психологии».
(И эта Фут обналичивала все чеки. Лорен, слегка помешанная на ведении банковских счетов как онлайн, так и на бумаге, всякий раз в этом убеждалась!)
Могла бы уже давно покончить с этой глупой возней. Вот только странным образом – возможно, невольно – Фут удавалось сказать что-то такое, или намекнуть, или настроить ее мысли на правильную волну, отчего эти терапевтические сеансы казались ей если и не необходимыми, то хотя бы единственной альтернативой тому, что Лорен называла
Что ж, по крайней мере не разбилась в лепешку на автостраде Хенникотт. Это тоже останется в секрете от домашних.
Но ее бедная выщипанная голова… вроде куриной, которую выщипали другие куры, перед тем как заклевать бедняжку насмерть. Стыдно, не то слово.