Трихотилломания никуда не делась, несмотря на помощь Фут. В какой-то момент показалось, что дело пошло на поправку, она стала меньше чесаться, и с врачом (наивно) порадовались, но сначала Марк Свенсон повел себя хуже некуда, потом произошла авария, потом упал рейтинг хэммондской школы по оценкам в штате Нью-Йорк, а там уже подошла первая годовщина госпитализации Уайти, и болезнь навалилась на Лорен с новой силой, хотя волосы на голове уже такие редкие и куцые, что даже ухватить их пальцами с обкусанными ногтями совсем не просто.
Добавим сюда кровоточащие кутикулы. По ночам она скрипит зубами, отчего весь день болят челюсти. Хронические запоры – и не только кишок, но и мозга! Неужели Фут не видит надвигающийся кризис?
Личный, профессиональный, духовный.
Как можно показывать ей на дверь?! Бросить ее в такую минуту!
После долгих колебаний она рассказала психотерапевту в мучительных подробностях про обман Марка Свенсона. Про бесстыжую шлюху Рабино. Лоялистов и бунтовщиков. Друзей и врагов. Рассказала, как по ночам, скрежеща зубами, взвешивала за и против, взбешенная, измученная. Никому нельзя доверять! Неблагодарная молодежь, которую она приняла на работу, теперь клевещет у нее за спиной, объединяется со стариками-вредителями, постит жестокие намеки и прямые оскорбления в Интернете.
Она пыталась объяснить этой Фут, что больше не может никому доверять в собственной школе. Если раньше все ограничивалось маленькой мерзкой группкой студентов-бунтовщиков («гестаповка» – сегодня это вспоминается почти с ностальгией), то сейчас учительский совет превратился в какой-то злобный улей.
Записывают ее на свои айфоны. Украдкой делают (неприглядные) снимки, чтобы после выложить онлайн.
Не хотелось думать о всяких грязных и действенных угрозах. Это был ад, сущий ад. Интернет,
Все это она должна донести до сознания Фут. Чего бы это ей не стоило.
Клочки волос с окровавленными корнями она послала психотерапевту в конверте вместе с чеком.
Вот только напечатала с ошибкой:
Как она и думала, Фут согласилась взять ее обратно. Ну конечно!
– Будем считать это испытательным периодом, доктор Маккларен.
И вдруг – оглушительная новость. Штатный учительский состав отважился на прямой бунт: встретились тайно, после уроков, за пределами территории школы, чтобы вынести директору
О результатах голосования ей издевательски сообщили через анонимный сервер, без всякого предупреждения, и она это прочла, открыв в шесть утра домашний компьютер, чтобы посмотреть свое рабочее расписание на сегодня.
Что?
Она объяснила Фут, почему у нее слезятся глаза, даже когда она не плачет.
Сказала, что Марк Свенсон в числе прочих стоит за теми, кто вонзил ей ножи в спину. Неблагодарный юнец распространяет о ней ложь, клевещет на нее, обеспечившую ему карьеру.
Сначала он захаживал к ней в офис под предлогом задать вопрос, связанный с его уроками. Без стеснения ее обхаживал, флиртовал, предложил отвезти на научную конференцию в Олбани. Потом, узнав, что Лорен подумывает о поездке на Бали, прозрачно намекнул, что составил бы ей компанию. «Поднесу ваши вещички» – так и сказал. А позже, когда связался с этой шлюшкой Рабино и они вдвоем прятались в пустых классах и чуланах, чтобы перепихнуться, стал делать вид, будто он не заигрывал с Лорен, произошло «недопонимание».
Прямолинейная Фут не преминула задать ей вопрос:
– Вы уже забронировали поездку? Уже купили авиабилет?
Нет! Лорен со свирепой гримасой пояснила психотерапевту, что речь не о том. Речь о
А также о
Ее (тридцать пятый) день рождения промелькнул как комета. О нем никто даже не вспомнил (если не считать матери, что было мило с ее стороны, но утомительно), и вот уже пошел тридцать шестой. А впереди сорок. А там и могила.
При этих словах Фут, застрявшая в зыбком пространстве между «под пятьдесят» и «за шестьдесят», нахмурилась.