Стыдливо отвела глаза. Дальше допрашивать сестру Том не стал.
Не иначе как там были какие-то сексуальные угрозы. Но как это докажешь? Даже если этот ублюдок к ней прикасался, то это «ее слово против его».
Тома и Софию разделяли одиннадцать лет. Он принадлежал к другому поколению. И хотя опекал младшую сестру – «мою малышку», – толком он ее не знал. Практически не проводил время ни с ней, ни с Вирджилом. Вот что значит расти в большой семье.
Братья и сестры образуют союзы, постоянные и при этом переменчивые. Разногласия, разочарования, стычки и перемирия, взаимные обиды. Том был, пожалуй, единственным, с кем все хотели дружить. Но с Софией они так и не сошлись. Поэтому сейчас она чувствовала себя не в своей тарелке, подозревая (ошибочно), что он выступает как судья.
Вечером в тот же день Том позвонил Софии, чтобы задать еще несколько вопросов в связи с инцидентом, и они поговорили уже спокойнее. Она ему заодно рассказала о своих планах перебраться в медицинскую школу (Корнелл) и о разрыве с Алистером Минсом, которого Том видел лишь однажды и который ему не понравился (возможно, потому, что тот был старше его на несколько лет), хотя профессиональная репутация Минса произвела на него впечатление. Том не знал, как реагировать на последнюю новость, и пробормотал какие-то слова сочувствия. (Вот Брук отреагировала бы правильно. Женщины знают, когда посочувствовать, а когда подбодрить:
София сказала, что она опасается за Джессалин. Хьюго, ее друг, какое-то время проводит с ней, но мало, поскольку он человек занятой (судя по всему) и часто путешествует, мать же подолгу остается одна в доме, а если она куда-то поедет, то с ней может случиться то же, что случилось с Софией, если не хуже. Мстительный коп может столкнуть ее в кювет.
Она зачастила, занервничала. Том заверил ее, что он защитит мать и ее.
Он вызвал нового адвоката (Эделстайна) и сообщил, что «после должного рассмотрения и обсуждения в семье Маккларен» отзывает свое исковое заявление.
Что? Почему? – изумился Эделстайн.
Потому что он опасается за сестру, подвергшуюся угрозам хэммондского копа. Опасается за мать. За всю семью.
Не за себя, нет. Лично он не боится гребаной полиции.
Другое дело семья, включающая детей и их мать Джессалин, живущая одна в доме на Олд-Фарм-роуд, ей уже за шестьдесят, и она слишком уязвима, когда речь идет об актах устрашения, домогательствах, угрозах. Судебное преследование не стоит таких рисков.
Том говорил с горечью, ровным тоном. Налицо непреложный факт. Мерзавцы выиграли, Уайти проиграл.
Эделстайн пребывал в растерянности. Семья Маккларен (от лица Тома Маккларена) изначально подала уголовный иск против департамента полиции Хэммонда, но это ни к чему не привело, так как их единственный свидетель отказался участвовать в процессе, и тогда по совету предыдущего адвоката они решили подать гражданский иск с более высокими шансами, что суд примет решение в их пользу. Это уже само по себе стало признанием поражения, посчитал Том. Но не полным признанием. Еще нет!
На протяжении нескольких месяцев сотрудничества Эделстайн предупреждал Тома, что гражданское дело, хоть и «выигрышное», может растянуться на годы, а не закончиться, как того хотел бы истец. Адвокаты муниципалитета будут оттягивать слушания, создавать волокиту, терять документы и в конце концов предложат (небольшую, оскорбительно неадекватную) денежную компенсацию, и при этом никаких публичных извинений или дисциплинарных мер в отношении обвиняемых – Шульца и Глисона. Эделстайн извещал Тома о немалых затратах, хотя мог бы и не говорить (все судебные издержки Том оплачивал из своего кармана), но тот настаивал на продолжении тяжбы. Он не доставит этим ублюдкам радости от его выхода из игры. Ему приятно было думать, что на Шульца и Глисона давит само делопроизводство, они живут в страхе, что их обвинят в непредумышленном убийстве, злоупотреблении служебными полномочиями и неподобающем поведении, что массмедиа выставят на всеобщее обозрение копов-коррупционеров, а Джона Эрла Маккларена представят как бывшего мэра Хэммонда и жертву полицейского произвола.
Все эти месяцы Том твердо стоял на такой позиции. И вдруг ее поменял.
Он повторил, что не может рисковать. Как только полиция становится твоим личным врагом, тебе конец. Выиграв, ты все равно проиграешь. Рано или поздно.