Ночь, сон, смерть и звезды

После ухода Уайти все стало неопределенным. Как будто сорвали жалюзи и открылся весь небосклон. Что за ними раньше скрывалось, можно только гадать. Глухая стена? Кусочек неба?

– Что? Кто там?.. – Она проснулась, как от тычка. Показалось, что в спальню кто-то вошел. Она уснула в неловком положении, шею ломило. Мочевой пузырь вот-вот лопнет.

Почти полночь. День благодарения – 2011, слава богу, закончился.

Пошла в туалет. Покачивает. Слишком яркий свет. Из-за него толком не разглядеть своего лица в зеркале, оно и к лучшему. Мама, ты чего? Эта губная помада тебе не идет.

Вдруг вспомнила: Стив!

Она оставила его одного в комнате с телевизором. В глубоком кресле.

Если он уснул перед телевизором, она подождет его у себя наверху, ну а если он так и не заглянет, придется ей, хошь не хошь, спуститься на два пролета вниз и его разбудить. Жестоко оставлять мужа спящим в телевизионной, делая вид, что ты не знаешь, где его сморило. Ведь потом будут сильно болеть шея и позвоночник.

Там она его и застала. Он тяжело дышал ртом во сне. Свет от экрана падал на мятое лицо, делавшее его гораздо старше, чем в действительности. Она осторожно вынула пульт из его руки и выключила телевизор.

Как же хорошо, неожиданная тишина! Она боялась, что Стив сейчас проснется, но нет.

Папку он так и не открыл. Выпил две трети содовой и поставил бутылку на папку, оставив на ней след. Одна нога соскользнула с подставки и лежала под странным углом, словно сломанная или парализованная.

– Стив, это я. – И после паузы: – Стив, иди спать.

Она испытывала раздражение к спящему, но также и симпатию. Самостоятельно он не сможет подняться по лестнице. Ее помощь, чтобы встать с кресла и одолеть два пролета, повергнет его в смущение. Ведь он не стар, даже если болит спина и подкашиваются ноги… совсем еще не стар. Жена постарается сгладить неловкость ситуации, считая вслух: «Раз, два, три! Ап!» Как с малым ребенком.

Беверли незаметно спрятала папку под мышкой. В спальне она уберет ее в ящик. Подальше от мужа, до лучших времен.

Музыка ветра

В ночи. На ветру. Далекие голоса, смех.

Она не понимает, давно ли бодрствует или только проснулась. Темнота в комнате давит на глазные яблоки, словно невидимые большие пальцы.

Она пытается включить прикроватную лампу, но тщетно шарит руками во тьме.

Не исключено, что она в чужой постели, в чужом доме. Из спальни, где она провела столько лет с любимым мужем, ее изгнали.

А муж спит в сырой земле. Там темно, волгло и прохладно, но не морозно, так как земля защищает своих обитателей.

На могильных памятниках снег лежит тонким слоем. За спящим домом все заросло высокой травой. В быстро бегущей речке снег растворяется без следа.

Она убрала с тумбочки стопку книг. Роман «Сомнамбулы» с загнутым уголком на странице 111 вернулся на полку в кабинете Уайти в другом конце дома.

Сейчас на прикроватной тумбочке лежат другие книги. Тонкие сборники поэзии, альбом черно-белых фотографий.

Канун ее свадьбы. Не с Уайти, с другим мужчиной… его лицо неразличимо.

Но Уайти все видит. Он постоянно наблюдает.

Брось кости, дорогая. Смелее!

Охвачена страхом: завтра она выйдет замуж, окажется в роли невесты (во второй раз).

Выйдет вся в белом? В длинном белом платье, в белой фате? У нее нет белых туфель, надо что-то решать. В конце концов она решает идти босиком.

Вместо платья обернет вокруг тела белую простыню. И чтобы согреться, сложит руки на груди.

Музыка ветра – вот что она слышит!

Над задней верандой, на самых нижних ветках деревьев, висят ветряные колокольчики. Кто их там подвесил? Может, сама Джессалин, много лет назад. В этой кровати когда-то лежал Уайти, закинув руки за голову, а всем довольная Джессалин лежала рядом, слушая шум дождя, ветра и нежный звучный перезвон где-то вдалеке от темной спальни.

Как же красиво. Настоящий рай. Я тебя люблю.

V. Галапагосы Январь 2012

Голова! Какая боль. В мозг словно загоняют гвозди.

Затрудненное дыхание, страшная усталость. Ей на ум приходит почти спасительная мысль, что она умерла в этих горах, где нечем дышать, испустила дух.

Мужчина, лица которого она не видит, настоятельно спрашивает ее:

– Дорогая, ты можешь открыть глаза?

Сжимает руку, словно желая ее успокоить. Перед спуском вниз: двести крутых каменных ступеней. Она лежит неподвижно в незнакомом месте, на жестком матрасе, пытаясь как-то дышать. Невозможно открыть глаза – даже слабый свет заставляет ее вскрикивать от боли.

Трезвон церковных колоколов, где-то совсем рядом. Буйный, оглушающий, словно это сошедшие с ума ветряные колокольчики.

Сказочное место. Сказка, в которой что-то пошло не так.

Ты это заслужила. Как ты осмелилась бросить нас?