Ночь, сон, смерть и звезды

Видимо, до Ротфельда еще не дошли слухи о ее латиноамериканском любовнике, потому что он стал спрашивать, едет ли она в круиз с друзьями, и в этой неловкой ситуации Джессалин дала ему понять, что да, на «Эсмеральде». А про себя с улыбкой подумала: он, наверно, представил себе шикарный круизный лайнер для вдов.

Хьюго выглядел оскорбленным, обиженным. Она просит его ехать, оставив ее в номере. Вот какого невысокого она о нем мнения: он способен бросить больную подругу в незнакомой стране, языка которой она не знает…

Неужели ее муж так с ней поступил бы? Нет? Тогда почему она считает, что он, Хьюго, так поступит? Впервые за время их знакомства он говорил с ней резко.

Ну вот, я все испортила. Оскорбила его до глубины души, уничтожила его драгоценное чувство ко мне.

Какая боль. Словно в черепной коробке разбили тарелку и осколки впились в мозг.

Прости меня, Хьюго!

Нет сил плакать. Ее накрыла черная волна.

Куда он ушел? Она с трудом разжимает веки, в комнате пусто.

И все же облегчение, что она одна. Мужское присутствие в таком состоянии ей невмоготу, ощущение подавленности, истертости. Он высосал из комнаты весь кислород.

И что еще хуже, ее печаль, ее скорбь. Ее одиночество, которым она так дорожила.

Только в полной тишине одиночество к ней возвращается, своего рода бальзам.

Джессалин раздавлена, она его оскорбила и прогнала. Что, если он не вернется? Как ей тогда быть? Без него она беспомощна на краю земли.

Уайти никогда бы не оставил ее в отеле в таком состоянии. Ему бы такое в голову не пришло.

А вот она его оставила.

Именно сейчас, в разгар болезни, она осознала, что невольно предала мужа. Бедный Уайти умер – «отошел в мир иной», – а ее, Джессалин, не было рядом, чтобы подержать его за руку и успокоить. Да, она находилась в больнице, но, когда ее пустили в палату, было уже поздно: температура подскочила до 104,1 градуса по Фаренгейту[52], и сердце не выдержало. Живым она его уже не застала.

Когда она вошла в палату, все было кончено. Медики уже обслуживали мертвое тело. Извлекли трубки и иглы капельницы из замученных вен. Отключили аппарат, отслеживавший работу важных органов. Его жизнь оборвалась так внезапно, что Джессалин даже не успела попрощаться.

Оставила ли душа бренное тело? Находилась ли она еще в палате, заблудшая, потерянная, в ожидании, когда она с ним заговорит?

Господи. Что я наделала!

Ее охватил ужас. Она покинула мужа в минуту, когда он в ней так нуждался.

Эта болезнь – расплата. Вот зачем она сюда прилетела.

Колокола на время приутихли. Полуденный зной накатывает на закрытые ставни, вот вам и январское солнце в Эквадоре. Джессалин лежит неподвижно на жестком матрасе, слушая крики птиц. Интересно, какие они? Экзотические, с яркими перышками? Попугаи? Какаду?

Она прогнала любящего ее мужчину. Есть в ней что-то безрассудное и эгоистичное, как ни горько это признавать.

По реке мимо отеля проплывает байдарка. Уайти, где ты? В темной комнате ее рука тянется к его руке.

Она сидит в байдарке, как это ни удивительно. Она их всегда боялась! Одно резкое движение, потеря равновесия – и байдарка перевернулась.

Дети спустили на воду байдарку и обычную гребную лодку. Уайти просил ее не смотреть из окна, чтобы не переживать. Мальчики управляются с байдаркой не хуже отца. Он часто посмеивался над женой, с нежностью.

Новый поворот: если Уайти будет крепко держать ее за руку, а она упадет за борт байдарки, он сумеет ее вытащить из воды. Но задача не из простых, требуется терпение, а его-то Уайти частенько не хватало.

Открывается низкая узкая пещера, и ей приходится опустить голову.

Джессалин? Вот уж не думал обнаружить тебя здесь. Так далеко от дома.

Да! Далеко от дома! (Старается говорить весело, маскируя свой страх.) Я не сразу это поняла. Но так уж случилось.

Дорогая, дай мне руку!

Рядом с кроватью стоит лампа из витражного стекла. Явно прошло время, а день все не кончается.

Свет от лампы приглушенный, но все равно режет глаза.

Джессалин? – раздается голос рядом. Проснись. Дай мне руку.

Голос грубее, чем ей хотелось бы слышать. Мужчина помогает ей выбраться из влажной пахучей кровати. Объясняет, куда они направляются и почему надо спешить.

Хьюго ее не оставил? Как это возможно? Может, она чего-то недопоняла?

Инстинкты восстают, напрасно она одевается, да еще в грязное, а кожа скользкая, потная от жара, дурно пахнет. Волосы нерасчесанные, спутанные. В уголках глаз засохшая слизь. Удивительно, что она ему не противна, как она противна себе самой.

Каким-то образом Хьюго удалось ее одеть и обуть. Он ведет ее, поддерживая за талию.

Они медленно спускаются в позолоченной поскрипывающей клетке лифта. Чемоданы, рюкзак Хьюго. Портье что-то частит по-испански.

Хьюго помогает ей сесть в такси. Не прошло и двадцати четырех часов, как они приехали в отель в таком же такси, и вот уже покидают Кито.