Ночь, сон, смерть и звезды

Он уже бывал в Южной Америке, Тибете, Китае, Непале и неоднократно испытывал горную болезнь, только на бóльших высотах, от четырех тысяч метров. Принимал разнообразные средства, включая местные травяные настойки, и выкарабкивался. Для него Кито – это не так уж высоко, поэтому он не ожидал от нее такой болезненной реакции.

Наверное, у нее обезвоживание. Ей надо попить бутилированную воду, которую он ей принес.

Она предприняла храбрую попытку, но тут же захлебнулась и закашлялась.

Зазвонили колокола (опять). Отпевание, похороны?

Этому нет конца. Бесконечная череда похорон.

Колокола, в отличие от ветряных колокольчиков, не доставляют никакой радости. Вот ее наказание за немыслимый перелет в неведомое место в Андах.

Не хватает воздуха! Смутно помнится, как она взбежала по лестнице. (А такое было? Нет. Она медленно поднялась на лифте, в узорчатой позолоченной кабинке.) И все равно сбилось дыхание.

В комнате темно, точно в пещере. Глаза слезятся, зрачки расширены, как у загнанного зверя. Мужчина, желая ее успокоить, кое-как примостился рядышком на кровати. Высокий, неуклюжий, давит на нее всем телом. Хотя они еще не женаты, он то ли уже муж, то ли вот-вот им станет. Он берет на себя роль супруга: заботливого, участливого. Вот только кровать проседает под его весом, отчего ее головная боль усиливается. Он гладит ее лоб, ее влажные спутанные волосы.

Рука у него тяжелая и слишком горячая. Мозолистые пальцы запутались в ее волосах, и, отуманенная болью, она толком не понимает, кому они принадлежат. Лучше бы он ее не трогал! Но оттолкнуть его руку она не осмеливается.

Надо закрыть глаза и попытаться уснуть. Положить на глаза холодную влажную салфетку. А вдруг поможет?

Он возвращается из ванной с влажной салфеткой. Правда, теплой. Она вся сжимается в ожидании, что сейчас кровать просядет от его веса. Ох!

Если ты в ближайшее время не поправишься, нам придется изменить наши планы, говорит Хьюго.

Забудем о поездке в Анды. Забудем про Ибарру, она на такой же высоте, как Кито. Если удастся взять билеты, то полетим в прибрежный город Гуаякиль, это уровень моря. А еще надо забронировать отель в пик сезона.

Джессалин протестует: она против того, чтобы он менял свои планы. Он проделал такой долгий путь, взял аппаратуру… две дорогие фотокамеры, причем одна довольно тяжелая. Плюс складной треножник в рюкзаке.

Джессалин уверена: с ней все будет в порядке. Надо только лежать неподвижно, не двигая головой, с закрытыми глазами. Никого не видя, ни с кем не разговаривая. Какая ужасная болезнь. Словно в тебя влили грязную воду, заполнившую легкие и кишки. Тебя и всю твою жизнь выворачивает наизнанку. О чем она не может говорить со своим компаньоном, эта болезнь – ее секрет, у него же (она уверена) от нее тоже есть секреты. Но она надеется, что болезнь ее отпустит, если не сопротивляться и побыть одной.

Эта болезнь каким-то образом связалась с кладбищем в тот памятный вечер. С надгробием: Джон Эрл Маккларен. Как отчаянно вдова тогда искала пропавшего мужа в промокшем холодном месте без названия!

А Хьюго продолжает настаивать, что не может оставить ее одну. Какая глупость.

До чего же громко звучит его голос в темной комнате. Мигрень только усиливается, Джессалин обливается потом. От изнеможения сама мысль о том, чтобы доплестись до ванной и принять душ, делает ее вдвойне беспомощной.

Свежие белые простыни за сутки превратились во что-то мокрое и липкое, пахнущее ее (больным, горячечным) телом. Стыд какой. Мужчина, признающийся ей в любви, лежит рядом на кровати и держит ее за руку, пытаясь успокоить, тогда как она заслуживает не покоя, а настоящей боли, которая сменится забвением.

Что еще? Что он сказал? В его голосе прозвучали нотки отчаяния.

Он хочет, чтобы она поела! Он, подумать только, принес в номер поднос с едой. Но она даже думать не может о еде. От этих запахов ее начинает тошнить.

Оставьте уже меня одну!

Ее вина. Она это заслужила. То, что она здесь, в отеле, в старом «колониальном» квартале Кито, в Эквадоре. Она прилетела сюда с мужчиной, который ей не муж, но он признался ей в любви, даже если (такой же) ответной любви нет. Этого мужчину не одобряет ее семья. Еще никогда Джессалин не поступала так безрассудно, так недальновидно.

Это же Уайти ей сказал: Брось кости, дорогая!

Она откладывала прививки (от тифа, желтой лихорадки, гепатита А, малярии) до последнего, сделала их за две недели до вылета, из-за чего (возможно) и случились побочные эффекты: лихорадка, тошнота. Хэммондский врач был сильно удивлен: «Джессалин, зачем вы летите в такую даль?» Она, как и Уайти, была пациентом доктора Ротфельда на протяжении многих лет.

В такую даль. Не пойми с кем.

Запинаясь, она ему сказала. Кажется, даже с оттенком гордости. В Эквадор? На Галапагосские острова? Врач смотрел на нее так, словно видел в первый раз. Седая женщина! Всего год как овдовевшая!