Ночь, сон, смерть и звезды

Джессалин догадывается, что ее отросшие до плеч волосы, наспех разделенные на пробор посередине, давно стали предметом горячих споров между старшими дочерьми и родственницами. Одни полагают, что ей следует их «покрасить» в мягкий серебристо-каштановый цвет, какими они были до октября; другие, меньшинство, держатся мнения, что пусть такими и остаются. А что бы сказал Уайти? – вот вопрос.

Обычно этот вопрос не проговаривается. Хотя Беверли и Лорен бестактно, как считает мать, произносили это вслух.

– Мама, ты словно стала меньше ростом. В чем ты ходишь! – София, с ее интеллектуальным презрением патрицианки к обуви и одежде, с ужасом уставилась на ее заношенные домашние тапочки на синевато-голых ногах. – В доме холодно. Надела бы, как я, теплые шерстяные носки.

Джессалин просто забыла их надеть, когда рано утром с рассеянностью лунатика натянула на себя шерстяные брюки, из которых не вылезает уже неделю, розовый кашемировый свитер, поистрепавшийся на манжетах, и слишком для нее просторный мужнин серый кардиган с закатанными манжетами.

– Дорогая, я надену носки. Просто отвлеклась. Столько разных мыслей в голове.

София глядит на мать с тревогой. Столько разных мыслей в голове? Уже который месяц!

Никак подумала: вдовьей жизни пришел конец. И это София, которую мать обожает! Конечно, Джессалин отдает себе отчет в том, что для детей вдова – это de trôp[13].

– Настоящая осада, – объясняет она дочери. – Я не успеваю обороняться. – Видя встревоженное, озабоченное лицо Софии, она спешно добавляет: – Нет, все под контролем, не беспокойся. Я заполнила все формы… справки по завещанию, налог на наследство. Я встречалась с Сэмом Хьюитом и его командой, подписала бумаги и чеки. У меня целая дюжина копий завещания. Осталось только… Сэм говорит, что это не срочно… перерегистрировать «тойоту-хайлендер» на мое имя. Ну и разобрать вещи Уайти, перед тем как их отдать в Армию спасения.

– С папиными вещами я могу тебе помочь. Хоть сейчас.

– Давай не сегодня.

– Раз уж я здесь…

– В другой раз.

У Софии с детства залегали голубоватые тени под глазами. У нее особый, несколько угловатый тип женской красоты, как будто смотришь через слегка искажающие линзы. Она всегда плохо спала из-за перевозбуждения, связанного с подготовкой к школьным экзаменам, с написанием работ, требовавших повышенной концентрации. За полночь Джессалин, проходя мимо и увидев полоску света под дверью младшей дочери, замирала, не зная, то ли постучать, то ли сделать вид, что ничего не заметила. (Как правило, она «ничего не замечала», а вот Уайти, если бы узнал, потребовал бы от Софии немедленно выключить свет и спать, «как все хорошие девочки».)

Мать и дочь вместе готовят еду в уютно освещенной кухне, чего в прошлом они почти не делали. Семейные ужины всегда были прерогативой старшей дочери Беверли в качестве главной помощницы.

Джессалин разогревает в микроволновке сквош, оставшийся после Вирджила. Софии нравится это блюдо с добавками корицы, коричневого сахара и йогурта.

– Ты ведь часто его готовила нам в детстве?

За ужином София выкладывает матери, что она решила уйти из института Мемориал-парк. Устроилась временно в другую биологическую лабораторию в Хэммонде.

– Она гораздо меньше, и зарплату урезали. Я знаю, папа меня бы не одобрил.

– Но почему ты оттуда ушла, София? Нам казалось, что тебе там очень нравится…

– Какое-то время – да. Лестно, когда тебя принимает на работу директор исследований для «Люмекса». Но после папиного ухода… мне стало тяжело туда приходить.

– Но почему?

– Наверно… утратила лабораторные навыки.

– Лабораторные навыки?

– Не могу больше мучить и убивать животных.

Мать тупо на нее смотрит. София замечает, как неровно разделены посередине на пробор ее белоснежные волосы. Словно она делала это наспех, даже не глядя в зеркало. А глаза у нее постоянно влажные. Это уже хроника – слезные протоки перестали нормально работать.

– Лабораторные животные. Их кормят для экспериментов. Другой жизни у них нет. Ты должна про это знать. И папа знал.

Знает ли она про это? Информация больше похожа на финансовые документы, которые она подписывает не читая.

Что Уайти знал и о чем не знал – для Джессалин это всегда было загадкой. Кажется, Беверли надавила на Стива (а как иначе), чтобы они поженились раньше, чем планировали, поскольку она залетела. Кажется, у Лорен случился нервный срыв на последнем курсе и поэтому она не приехала на День благодарения, а прорыдала в трубку. (Плачущая Лорен! Такое трудно себе представить.) Том попал в какую-то передрягу в Колгейте (или не он лично, а его университетское братство «Дельта каппа эпсилон»), и Уайти, в числе других отцов, покрыл судебные издержки, чтобы разрулить ситуацию; что именно произошло и сколько было потрачено, он ей не сказал, чтобы зря не расстраивать.

Деньги решают практически все проблемы. А переживания только мешают.

Он хотел, чтобы она им гордилась. А это проще делать, не вдаваясь в подробности.