— Я тоже не сплю, — Наташа-Барби взглянула на него с благожелательной улыбкой. — Я никогда не жила в таком доме, всегда только в больших домах. Этот дом, Гнездо, живой. Он дышит, вздыхает, скрипит… Тут живут маленькие сущности, ночью они топают… наверное, иногда их можно заметить. Не верите?
— Верю, — сказал Федор. — Я видел одного… одну сущность, в красном колпачке, она ловила мышь.
Наташа-Барби рассмеялась.
— Вам повезло, я их только слышу. У меня есть снотворное, хотите?
— Вы принимаете снотворное? А как же йога?
Она пожала плечами.
— Нужно выспаться. Дать?
— И вы все время принимаете снотворное?
Она кивнула.
— Дайте. Хотя… — он хмыкнул, — не уверен, что поможет — мой сосед Иван шумная сущность.
Наташа-Барби рассмеялась:
— Да уж! А наши соседи даже не разговаривают. Там всегда тихо.
Усилием воли удержался Федор от расспросов о соседях.
— Стелла… она славная, — сказала Наташа-Барби, посмотрев ему в глаза. — Только неспокойная.
— Неспокойная?
Девушка кивнула.
— Неспокойная и слабая… как вьюнок.
Вьюнок? Федор представил себе вьюнок, тонкий, с мелкими листьями и белыми, сладко пахнущими цветками…
Они замолчали. Наташа-Барби закрыла глаза и стала легонько раскачиваться, держа в руках руку Рубана. Как кобра при звуках дудочки, подумал Федор…
…Он сделал себе кофе. Лиза, молчаливая и быстрая, подсунула какую-то снедь. Он кивнул машинально. Он пил кофе и прислушивался к шагам в коридоре, он ждал Стеллу. Не дождавшись, выскочил из дома и отправился в гости к Саломее Филипповне — он не мог оставаться в Гнезде, зная, что она где-то рядом.
Херес встретил Федора как родного. Саломея Филипповна возилась «на кухне» за занавеской. Пахло жареным мясом.
— Кушать будешь? Я мясо запекла с травками, Новый год все-таки. Даст бог, Никита явится, время уже к обеду, буду вас кормить. Подремать после обеда тоже не помешает… до третьих петухов сидеть. Хочешь с нами?
— А вы не у нас?
— Новый год — домашний праздник, мы семьей. Да и Андрея не оставишь, и живность жалко. Зверье, а чувствует. Что у вас нового? Все живы?
— Все живы, все спокойно.
— Ты, Федя, послушай… — Она замялась. — Это не мое дело, конечно, но ты поосторожнее, а то мало ли, там и так все накалено. Я видела вчера, как ты смотрел на нее. Ты вышел, и она за тобой… Артур знает, можешь не сомневаться, он ушел вслед за вами. Как бы до беды не дошло… крысиный яд под рукой. Не вовремя вы, ребята…
Федор молчал, не глядя на нее.
— Что, так припекло? Или серьезно?
— Не знаю. Спасибо, что сказали. — Он помолчал. — Я знаю, кто убил Зою.
— Знаешь? Кто? — спросила она с любопытством.
— Я думаю, это Марго.
— Марго? — удивилась Саломея Филипповна. — Откуда?
— Я обыскал ее вещи и нашел сломанный ноготь Зои…
— Этого достаточно?
Федор пожал плечами.
— Нужны криминалисты… я ведь даже допросить их толком не могу. Так, поговорить только. Как версия годится. Миша и Марго были любовниками, он порвал с ней, она убила Зою. Ревность. Помните, вы сказали, что ревность — страшное чувство?
— А Марго кто?
— Я думаю, Миша. То, как он обставил убийство… по сути, он повторил первое. Это похоже на месть. Они были знакомы задолго до знакомства Марго и Рубана. Я думаю, Миша подсунул ему Марго.
— Вот оно что… — Она покивала. — Вот и верь после этого людям. На цырлах прыгал, в рот заглядывал… Они что, извести его задумали?
Федор пожал плечами:
— Вряд ли. Может, он хотел по-хорошему с ней расстаться. Знаете, как оно бывает… разорвать характера не хватило, так он отдал ее в хорошие руки. Тем более Леонард Константинович овдовел.
— В хорошие руки! — фыркнула Саломея Филипповна. — Да уж… Лиду я помню, добрая была женщина, всякую живность жалела, но… как бы тебе это… Простая была, одним словом, верила всем — и торговкам на базаре, и цыганкам, к гадалкам ходила… Лиза рассказывала. И у меня все про судьбу выспрашивала, что будет, да как. Складно у тебя получается, Федя. А журналист при чем? Зачем Мишка пытался его убить? Вообще-то не похоже на него, кишка тонка, ни за что не сказала бы.
— Видимо, прижали его, вот он и пошел на убийство.
— Шантаж, что ли? Кто?
— Я думаю, Марго. Она угрожала рассказать Рубану про их отношения, соблазнил, мол… не знаю. Может, было еще что-то, может, он действовал за спиной Рубана, пытался вырваться из-под опеки, и если бы Рубан узнал… Старые люди ревнивы и мстительны.
Саломея Филипповна покивала, потом спросила:
— Говоришь, Марго заставила Мишку убить журналиста… Зачем ей?
— Я нашел письмо… Помните, я говорил, что были анонимки с угрозами? Их никто не брал, они были в секретере, завалились за всякие бумаги. Там было еще одно письмо…
Саломея Филипповна взглянула на Федора в упор:
— Я смотрю, ты времени даром не терял. Что за письмо?
— Письмо от внебрачного сына Рубана.
— От внебрачного сына? — Саломея Филипповна всплеснула руками. — Ну, кобель! Что там?
— Письмо короткое. Пишет, что узнал от матери об отце, замуж она не вышла, перед смертью призналась, кто его отец. Он долго думал, а потом написал. Ему ничего не нужно, просто хотелось бы увидеться. Вместо подписи одна буква «А».
— Она прочитала письмо и решила, что Андрей его сын?