– Хорошо, я уйду,– улыбнувшись, согласился мужчина,– но только если ты выпьешь со мной.
– Я не пью,– громко сказала Зоя.
– Зря. Иногда полезно. Может, поэтому ты такая чокнутая. Надо знать, что пить, сколько и с кем,– он подошел к Зое и, стоя на пороге, шепнул,– я сейчас приду, а если закроешь дверь, выломаю. Нас тут много, помогут, не переживай,– он вышел из комнаты и пошел в свою, которая была рядом. На кухне, как всегда шумела компания, голоса, перекрикивая друг друга, возмущенно что-то обсуждали. Все было серым, грязным, отвалившиеся частями обои, висевшие гирляндами через весь коридор электрические провода, старое пианино, заваленное тряпками, рваной обувью, книгами. Квартира утопала в безразличии, черствости, разрухе чувств и достоинства. Люди жили в каждом углу, в кладовке, в ванной, бесконечные встречи и проводы, никто не знал, сколько человек здесь проживает. Иногда, пьяные и уставшие от споров, дебоша, празднований и поминаний, свалившись кто где, обессилев, компания затихала, вдруг наступала тишина. В такой момент, валяясь в кровати и мучаясь от бессонницы, Зоя слышала, как на кухне из крана капает вода. С двадцати лет она жила в этой квартире, и все эти годы вода бесконечным потоком, по каплям, бежала и бежала, как песок из песочных часов, как будто отмеряя чье-то время.
Зоя вошла в комнату и прикрыла дверь, в надежде, что этот пьяный незнакомец оставит наконец-то ее в покое. Она подошла к окну и стала смотреть на падающий снег. Мысли снова вернулись к ней, чем теперь жить, о чем мечтать, во что верить. Для чего все это. Балет, величественный, родной, столь ею любимый, сегодня стал окончательно недосягаем. Ее глаза снова стали наполняться слезами, лицо заблестело, всхлипывая и вздыхая, она оплакивала тридцать два года своей жизни.
– Тук, тук, тук,– неожиданно раздавшийся голос вырвал ее из навалившихся душевных терзаний,– заждались?– в двери стоял все тот же мужчина с бутылкой коньяка в руках. Зоя повернулась, вытирая слезы с лица.
– Что опять,– устало, сказала она.
– Что значит, что? Пришел, как и говорил. Доставай бокалы, будем пить коньяк,– мужчина вошел в комнату и поставил бутылку на пианино,– ты что, плачешь что ли? Из-за зеркала?– он подошел к ней, рассматривая ее лицо.
– Я собираюсь спать, так что идите и пейте его с кем-нибудь другим.
– С другими я уже выпил, было как-то невкусно, теперь хочу выпить с тобой.
– Что же это такое,– тихо, как будто про себя сказала Зоя. Мужчина открыл дверцу шкафа и уставился, разглядывая его содержимое.
– Откуда у тебя столько пластинок? Ты музыкантша что ли?
– Что вы там ищете?– возмущенно спросила она.
– Я ищу бокалы,– ответил он, доставая большой альбом с пластинками.
– Прекратите лазить по моим вещам!– Зоя захлопнула дверцу и, открыв соседнюю, достала оттуда два бокала,– я сама достану. Вижу, вы решили окончательно меня доконать своим хамством.
– Хватит, что ты мелешь,– наливая коньяк, он рассматривал не сорванные еще открытки с изображением балерин,– давай, выпьем по пятьдесят,– сказал он, протягивая Зое бокал.
– Черт с вами.
– Пьем за меня, так как если бы я сегодня к тебе не зашел, то мы бы так и не познакомились,– громко продекламировал он
– Обошлась бы и без этого знакомства,– держа в руках бокал, ответила Зоя и удалилась от своего гостя в другой конец комнаты.
– А вот я нет,– он одним глотком опустошил бокал, и, открыв крышку пианино, стал нажимать на клавиши,– я отмечаю сегодня праздник, день рождения.
– И сколько вам стукнуло,– спросила Зоя, сев на груду разбитого зеркала на полу.
– Так не я именинник,– ответил он, присаживаясь на стул у инструмента,– свой я не отмечаю.
– А чей же?– удивленно спросила Зоя.
– Одной моей знакомой.
– Ну, так и отмечали бы его с ней. Или, может быть, она уже наотмечалась и спит в вашей комнате?
– Да нет. Ты не угадала. Хотя может она уже и вправду наотмечалась и действительно спит, но только не в моей комнате,– сказал он и встал со стула. Взяв бутылку, он наполнил свой бокал коньяком и, подойдя к Зое, наполнил и ее бокал тоже,– с вас тост,– громко сказал ночной гость.