Ночи северного мая

Так вышло, что рядом с ним собралась компания таких же голодных фантазёров, каким он был сам. Компания была смешливой и неприхотливой, а самое главное, лёгкой на подъём. Кто бы куда ни приглашал, куда бы ни звали, хоть на Луну, вся компания мигом снималась с места и через секунду уже была на взлёте. Они объединились не посредством чего-то запретного, а, пожалуй, через отторжение привычных норм. В то время любое отторжение приравнивалось к протесту. Не важно, что ты отрицал, главное, что ты восстал. Ты уже не раб. Ты не ноль. Ты – единица и этим интересен другим людям. Загадки привлекают людей, они манят к себе, зовут, хотят, чтобы их разгадали. И Влад уверил себя, что он необычный, загадочный человек. Именно поэтому с ним водят дружбу самые крутые студенты на курсе. И вниманием девушек гордился, а уж они за ним гурьбой бегали. На виду у всех целовали-обнимали, вились вокруг него, как бабочки-однодневки. Влад загордился своей особой ролью. Всё-таки это больше, чем ничего. И пусть будущее покрыто туманом неизвестности, зато сейчас можно наслаждаться каждой секундой жизни. Он знал, что многие ребята завидуют его успеху, и был готов поделиться своим счастьем с любым. Хоть с прохожим. У Влада была трепетная и добрая душа.

* * *

Это случилось в квартире. Сразу после обеда. Уже темнело, окна были зашторены. Они тогда жили в Белоруссии, в небольшом поселении. Основную часть жителей составляли военные с семьями. Гражданских было мало. В военном городке знали друг про друга всё: и кто кому кем приходится, и кто с кем гуляет, и кто кому чего должен. И родню знали, и сватов, и соседей. Все жили одним домом. Любое происшествие обсуждали неделями, пока не случалось новое событие. Однажды мама заболела, что-то не заладилось по женской части. Ей нужно было лечь в больницу, и она вызвала в городок своего брата. Он тоже перебрался из Сибири в Белоруссию, жил один, нелюдимый, одинокий мужчина. Мать жалела его и часто приглашала в гости. Она уговаривала его поскорей жениться, мол, посмотри, сколько невест в округе, но брат отмахивался. Он хотел материально обеспечить себя и сестру, а уж потом подумать о женитьбе. Жил он в соседнем городке, работал инструктором на спортивной базе. Там ему выделили служебную жилплощадь. Когда Влада спрашивали, как звали его отца, мать, дядю, он краснел, отворачивался, но не мог вспомнить их имена. Точнее сказать, он знал и помнил, как их звали, но не представлял, как он вслух произнесёт их имена. Что-то липло во рту, вязло, язык не ворочался, словно его приклеили. В официальных учреждениях было проще. Там можно было написать имена родственников на бумажке. В разговорах Влад избегал любого упоминания о родственных связях. Лучше бы их не было. Он любил и покойного отца, и мать, и дядю, но никому не мог назвать их имена. Проще было отказаться от родственников, но Влад не знал, как это сделать. Они были приличными людьми, но что-то было в них такое, что совестно было рассказать другим людям.

Дядя приехал и отвёз мать Влада в больницу. Она плакала, не хотела расставаться с сыном, но пересилила себя и, всхлипнув на прощание, поцеловала Влада в макушку. Мать думала, что ляжет в больницу на три дня, но прижилась там. Влад остался вдвоём с дядей. Тот оказался заботливым и любящим родственником. Ходил к сестре в больницу, готовил еду, запасался продуктами. В то время трудно было с пропитанием. Везде огромные очереди, в магазинах ни фруктов, ни овощей. Все делали запасы на зиму, забивая балконы и подвалы картошкой и заготовками. А в магазинах была одна бакалея: крупы, сахар, макароны. Мать Влада не умела делать припасы, и они питались в основном макаронами и яичницей. Влада приятно удивило, что дядя умеет готовить и делает это с удовольствием. Он постоянно толкался на кухне, изобретая немыслимые блюда из привычных ингредиентов. Наверное, в дяде пропал талант кулинара. В школе Влад хвастался необычными бутербродами, скатанными в узкие рулеты. Это было удобно. Еда не крошилась и не пачкала одежду.

Одноклассники завидовали Владу. У них не было таких бутербродов. Всё необычное привлекает детей. Влад ещё больше привязался к дяде. Тот всё делал сам: и квартиру убирал, и мусор выносил, и готовил. Племянника он жалел, не ругал, помогал делать уроки. Даже посуду мыть не заставлял. Дядя часами напролёт читал книги вслух. Они не играли, не разговаривали, только читали и ели. Незаметно, день за днём, тень за тенью, и в жизни Влада снова появился сумрак, как когда-то в Сибири. В квартире царил полумрак с неясными силуэтами на стенах. Иногда Владу казалось, что мать уже умерла. Её больше нет. Вместо неё остались тени на стенах. Дядя ходил в больницу один, он боялся травмировать тонкую психику племянника.