Ночи северного мая

– Ну, вот так-то лучше, Серёженька! Я был уверен в тебе. Ты меня не подвёл!

Оба помолчали, пытаясь понять, что будет дальше. Согласие мало что значило. За словами должно было последовать действие. Пока всё складывалось в пользу государства. Человек стал частью системы. Петров остался доволен собой. Он легко убедил молодого сотрудника в целесообразности исполнения приказа. Когда-то и Петрова убеждали. Впрочем, раньше методы были жёстче. Да и времена были другие. Это сейчас развели сантименты. Нянчатся с молодёжью, как в детском саду. В партийных инстанциях требуют снизить градус напряжённости в работе с младшим оперативным составом. А кто работать будет? Для решения особых задач нужны особенные сотрудники. Страна находится на перепутье. В это сложное время нужны особенные люди.

– Иди, Москвин, работай! Товарищ Басов проведёт с тобой инструктаж. Он приболел немного, что-то часто прихварывать стал старик, но обещал, что явится и всё сделает, как положено. Свободен!

– Слушаюсь, товарищ полковник!

Дверь мягко захлопнулась. Петров остался наедине со своими мыслями. Сергей сочувственно тряс головой. Ему было жаль полковника, хотя жалеть его было не за что.

* * *

За два дня до решающего события Сергей затосковал. Он чувствовал, что скоро всё рухнет. Даже эта убогая жизнь, которую он с таким трудом построил, скоро закончится. Дурные предчувствия мучили его. Всё вокруг раздражало. Жизнь стала похожа на пытку. Ничего не радовало. Праздничная иллюминация казалась жалкой попыткой скрыть промозглую погоду. Мрачное небо, закрашенное густыми плотными тучами, спускалось прямо на лицо. Липкая морось ощущалась как нечто осязаемое. Её можно было трогать руками, разрывать на куски и разбрасывать по сторонам. Улицы опустели. Пошли слухи, что перед демонстрацией тучи расстреляют и на небе вспыхнет долгожданное солнце. Почему-то всем казалось, что после этого наступит эра долгожданного счастья. Сергей не понимал, за что можно расстреливать тучи. Они же ни в чём не виноваты. Непогода пройдёт, и солнце само явится людям, измученным затянувшейся сыростью.

Сегодня Сергей должен встретиться с Владом. Это что-то вроде репетиции перед мероприятием в кафе. Он обязан проинструктировать Карецкого по методике товарища Басова. Вопросы и ответы были записаны в отдельном блокноте. Сергей несколько раз прочитал методичку, затем попытался повторить вслух. На некоторых вопросах голос срывался, не выдерживали голосовые связки, хотя они-то как раз самое последнее звено в длинной цепочке последующих событий. С другой стороны, если голос исчезнет, тогда и вопросы задавать будет нечем. Организм всеми силами защищался от насилия доступными способами.

Тогда Сергей приступил к уговорам. Если уговорить самого себя, дело пойдёт на лад. Надо было спасать свою жизнь. Сергей понимал, что юлит перед собой, но всё равно пытался убедить себя в необходимости выполнения приказа. Сначала он последовательно разложил предполагаемые события, словно это были не будущие действия, а игральные карты. И всё у него получалось так, что дело не срастётся. Как он ни перекидывал карты, результат получался плачевный. Если это так, то жизнь Москвина будет разбита вдребезги, так и не начавшись. Всё, что он делал для своего будущего, не пригодилось. Все мучения оказались напрасными. А сколько он перестрадал? Это что, совсем не идёт в зачёт? Чем больше Сергей тасовал своё будущее, тем глубже погружался в пропасть. Да вся его жизнь сплошная пропасть. Это болото. Трясина. Всё, что он делает, последовательно приводит к краху. Все, кто окружал его, умерли. Вокруг никого нет. Никого. Он остался один на всём белом свете. У него нет привязанностей, привычек, любви. Всё, чем живут обычные люди, у него отнято неизвестно кем. А что за жизнь у него? Общежитие в запущенном здании, грязные туалеты, загаженная кухня. Москвин подумал, что он давно не ел по-человечески. Из-за антисанитарных условий в пищеблоке он перестал готовить. Почти полгода он питается всухомятку. Докторская колбаса и шпротный паштет в консервной банке. Разве это еда для молодого мужчины?