Ночи северного мая

Надо, надо выполнить приказ Петрова, но как вызвать доверие у Влада? Может, спросить его о повседневном: чем он питается, о чём думает, с кем живёт, кого любит? Это же самые насущные вопросы, но не каждый сможет на них ответить. Надо прожить целую жизнь, чтобы справиться хотя бы с одним, а их тут четыре. И каждый ответ может составить книгу в пятьсот страниц. Попробуй ответить на вопрос: мол, а кого ты любишь? Если никого, тогда ты повелитель демонов и в тебя вселились тёмные силы. И никому уже не докажешь, что ты нормальный человек. Люди мигом заклюют тебя до смерти. Они хуже хищных птиц. Хуже зверей. Хуже адской непогоды на дворе. Любую метель и изморось можно пережить. Ведь всё пройдёт. И печаль, и радость. Сергей угрюмо дышал в воротник. До улицы Восстания осталось два шага. Там его ждал Влад Карецкий, красивый и трепетный юноша, заблудившийся в собственном теле. Влад хочет и не хочет быть геем. Ему нравится быть избранным, но он ещё не решил до конца, кем станет. Вот и мучается. И его мучения вызывают у Сергея чувство сострадания. Кажется, что это он сам мучается и сомневается вместе с Владом.

– Серёжа?

Москвин завертел головой. На улице Восстания кипела вечерняя жизнь. Ещё несколько часов, и весь центр захватят криминальные существа. Здесь почти в открытую появятся воры, проститутки, наркоманы и геи, а куда уже от них деваться? Они есть везде и всегда. Они были во все времена и при всех режимах. Все будут искать друг друга, чтобы получить удовольствие от жизни. Наркоманы – сбытчиков, проститутки – клиентов. А ворам по барабану куда идти, вперёд или назад. У них только одна цель: как побыстрее очистить чужой кошелёк. Если удастся разжиться мало-мальской денежкой, то воры и грабители временно меняют окраску. Они становятся миролюбивыми, ласковыми и покорными. В такие минуты им нравится жестокий мир, который отправил их в чистилище ещё при жизни.

– Серёжа, а я тебя кричу-кричу, а ты только головой вертишь! – воскликнул запыхавшийся Карецкий. – Ты давно пришёл?

– Нет, только что, – смущённо прошептал Москвин. Внутри росла тревога. Он боялся самого себя. И ещё он знал, что испытание не пройдёт даром. Любая измена, любое предательство непременно всплывают на поверхность. Если не при жизни предавшего, то после его смерти совершенно точно. Это доказанный факт. Жизнь всегда оказывается мудрее всех мудрецов.

– Пойдём, Серёжа, прогуляемся, мне с тобой поговорить надо! – Карецкий взял его под руку. – Ты же не стыдишься меня?

– А зачем мне тебя стыдиться? Я не понял вопроса!

Москвин присел на скамейку, Карецкий остановился поодаль. Влад стоял, слегка возвышаясь над прохожими, и любовался профилем Сергея. Москвин занервничал. В саду много народу; кажется, что люди никого не замечают, кроме самих себя. Но стоит кому-нибудь ткнуть пальцем в любого прохожего, как они тотчас же оживают, превращаясь из живых покойников в шутников и балагуров, впрочем, на короткий срок, пока не кончится запал.

– Присядь, Влад, мне тоже хочется поговорить с тобой. – Сергей нагнулся, чтобы завязать шнурок, а краем глаза наблюдал за Владом. Страх колотился в каждой клеточке тела. Внутренние молоточки больно били в переносицу. В первый раз Сергей понял, что боится самого себя. Он всегда боялся людей, и никогда он не боялся себя. Прежде все его действия были осознанными: он либо спасал себя, либо убегал от опасности, либо закрывал глаза. Тогда наступала кромешная темнота. С закрытыми глазами легче было переносить трудности. Сердце билось в ушах, в горле будто сжались тиски. Ему стало страшно. Почему присутствие Влада всегда вызывает волнение? Карецкий ведёт себя достойно, одет просто, не вызывающе. Его красота привлекает внимание окружающих. Она необычная. Вроде бы ничего особенного, но взгляд притягивает. Магнитная красота. Даже мужчины заглядываются. Сергей снизу перехватил взгляд прохожего. Простенький дяденька, в драповом пальто, в разношенных ботинках, а смотрит на Влада как на нечто необыкновенное.

– О чём ты хотел со мной поговорить?

Карецкий сел рядом и закинул ногу на ногу. Сергей бросился завязывать второй шнурок. Внизу было спокойнее. Когда он выпрямился, Карецкий уже стоял.

– Ты нервничаешь?

Сергей покачал головой и посмотрел на уходящего вдаль прохожего. Мужчина шёл и оглядывался, что-то тихо бормоча на ходу.

– Нет, Влад, я спокоен! – После этих слов и впрямь наступило спокойствие. Воздух слипся и заткнул ноздри, как ватой. Москвин оказался в закрытом пространстве. Исчезла скамейка, улица, город. Они остались вдвоём. Один на один. Без свидетелей. Сергей с мольбой поднял глаза и увидел, что смотрит в собственное отражение. Он узнал свои глаза. Своё лицо. Оба понимали друг друга без слов. От глубины понимания закладывало в ушах. Это было страшно. Они находились в себе, как в материнском чреве. Исчез свет и воздух, обоих стиснуло так, что они ощущали биение пульса один у другого.