Ночи северного мая

– Своя тусовка. Все места помечены. Не хотят делиться, – угрюмо ответил Сергей. За свою жизнь он изучил разные кланы и стаи. Никто не допускает чужаков в свой круг. Иногда делают пропуск, но лишь для того, чтобы получить удовольствие. Чужой в стае служит поводом для смеха, исполняя роль клоуна. Все стаи похожи друг на друга. И законы у них одинаковые. Все написаны по одному лекалу.

– Смотри, смотри, вон Игорь пришёл! – всполошился Карецкий. – Он, что, тоже хочет познакомиться с отъезжантами?

– Ищет повод потусоваться, – неопределённо ответил Сергей. Он давно приметил Кручинина, но думал, что всё как-то само собой уладится. Не уладилось. Всё движется к финалу, и, по всей видимости, не очень хорошему. Москвин огляделся. В кафе не протолкнуться. Уже не разобрать, кто здесь свой, а кто чужой. Лохматые мужчины, с ними не менее лохматые девушки, о чём-то переговариваются, удивляясь скученности и оживлению в зале. Кручинин застыл в позе городового у какой-то группы за столиком.

Одного не мог понять Москвин: почему в это кафе стягиваются те, кому не нравится советская власть, и почему они собираются в одном месте, зная, что за ними установлена постоянная слежка? Что это, прямой вызов власти? Или дикое отчаяние стимулирует бунтарские порывы? Сергей стиснул зубы. Они не жили так, как жил он. С чего бы им отчаиваться? Они, что, голодали? Жили как бездомные собаки? Да они с жиру бесятся. Им не нравится жить по-человечески. Они не могут жить как нормальные советские граждане. В этом их беда.

Неожиданно люди заволновались, и хотя все оставались на своих местах, в тех же позах, что-то необычное взбудоражило их. Вроде бы всё было спокойно, но в воздухе резко повеяло опасностью. Не мнимой, не придуманной, а настоящей, круто замешенной, без примесей и добавок. В зале прибавилось народу, несмотря на то, что через входную дверь никто не заходил. Москвин посмотрел в сторону кухни. Оттуда просочились какие-то люди. «Нагнали народу со всего управления, здесь уже повернуться негде», – подумал Сергей и сел поближе к Владу, почувствовав тепло его тела. От незнакомых ощущений сначала стало жарко, затем его зазнобило. Сергей ощутил Влада в своём теле. Это было что-то вроде материнского начала. Один мужчина оказался внутри другого, а другой уже был в нём. Так младенец инстинктивно пытается осмыслить своё положение в материнском чреве. Одновременно с этим Москвин следил за передвижениями людей в зале. Некоторых он узнал, они встречались в управлении, многих опознал по повадкам, присущим сотрудникам специальных служб. Дорогая и модная одежда не в состоянии скрыть профессиональные навыки.

Смешно получилось. Асоциальная публика выглядит бедненько в потрёпанных куртках и лохматых шапках, а наблюдающая сторона отсвечивает шикарными джинсами в заклёпках и куртками с закрытых прилавков. Только дурак не догадается, что в этот вечер органы запланировали грандиозную операцию. Из-за неправильной организации мероприятия происходят утечки информации. При разработке операции не учли главного. Советский строй давно деградировал, в нём появилось классовое расслоение. Оно не в умах, а в одежде. Если посмотреть, кто и как одет, сразу становится понятным, откуда этот человек, где он взял очередную шмотку, в каком из закрытых магазинов отоваривался.

Партия и правительство допустили огромную ошибку, которую исправить уже невозможно. Народ хочет равенства, а его нет и уже не будет потому, что появились бедные и богатые. Одни ездят на машинах, остальные давятся в огромных очередях. Надо было завалить импортными товарами все прилавки в стране, чтобы все захлебнулись, тогда не было бы ни диссидентов, ни инакомыслящих. Москвин едва успел повернуть голову. Пока он размышлял о превратностях советского строя, в зале начали колобродить люди в лохматых шапках. Они не ушли, заметив навязчивую слежку, не сбежали и не спрятались. Они начали протестовать, выкрикивая антисоветские лозунги сквозь сжатые зубы. Не понять, кто и что говорит, но в общем гуле слышатся отчётливые слова о предательстве народа, о зажравшейся партии, о равнодушном правительстве. Забегали люди в новых джинсах, зашевелились подтянутые и строгие официанты, из подсобки посыпались дополнительные силы. Началась кутерьма. Уже не различить, кто за кем следит и кто кого пасёт. Все бегали по залу, нарезая круг за кругом, словно обычное кафе превратилось в спортивную площадку. Красные вспотевшие лица дёргались, как заведённые. Происходящее напоминало кукольный театр. Москвин потряс головой, прогоняя страшное видение. Это от недостатка сна. Надо больше спать, иначе ещё не то померещится.

Вдруг послышался звон разбитого стекла, затем что-то грохнуло. На мгновение промелькнуло лицо Вовы Беспалова. В суматохе все смешались. Никто никого не узнавал. От спёртого воздуха в зале всем было душно. Игорь Кручинин успел втиснуться между Владом и Сергеем. Они подвинулись, уступая ему место.