Ночи становятся короче

— Да, — перебил меня Шагоди, — он, как дилетант, пытался утверждать нечто подобное. До нас, мол, существовала древняя цивилизация, которая была выше нашей, и погибла та цивилизация в результате какой-то мировой катастрофы или чего-то похожего на атомную войну, а жалкие остатки представителей того общества все начали сначала. Однако эти представители привнесли в наше общество такие открытия, которые нам и по сей день кажутся непостижимыми. Я имею в виду достижения древней египетской культуры, культуры ацтеков, шаманов. Вот наш Петя, воодушевленный своей теорией, и обрадовался… — Шагоди замолчал. Потом, отчетливо произнося каждое слово, продолжил: — Видишь ли… об умерших, особенно если это друзья, говорят только хорошо или же вообще ничего не говорят. Но если быть откровенным, Петя в вопросах культуры был не больше как дилетантом.

Мы долго молчали. Первым нарушил молчание я.

— Боюсь, что ты ошибаешься. Значит, ты просто не понимал Петю.

— Я тебя внимательно слушаю. — Шагоди пожал плечами.

— Думаю, что Петя, как никто другой, умел замечать чудеса жизни. Он увлекался прошлым и верил и чудеса. Помню, когда мы изучали мифологию древнего мира… запомнился миф об Икаре и Дедале, суть которого сводится к тому, сможет ли человек подняться в воздух на крыльях, сделанных из перьев и воска. Петя, например, твердо верил в то, что человек может оторваться от земли. Наш Петя воспринимал понятие свободы как свободу птицы, которая может парить в воздухе. Можно даже сказать, что он не любил землю, боялся ее, вернее, боялся каждого приземления. Но и это не важно. Вспомни, как он восторгался мифами…

— От увлечения мифами никакой беды не было бы, — снова перебил меня Шагоди.

— Ты был бы прав, если бы… — начал я и снова наполнил рюмки.

Маргит наш спор надоел, и она сказала:

— Оставьте вы наконец в покое бедного Петра. Не все ли теперь равно, что он любил и что не любил? Тут и спорить-то не о чем… Скучно с вами…

— Уж не потому ли, что сейчас мы говорим не о ваших достоинствах? — спросил я.

— Правильно, займитесь хоть немного нами, — сказала Марта.

— И вы могли бы высказать свое мнение? — спросил я.

Все молчали.

— Это неверно, что Петя слепо верил в любой миф, — вернулся я снова к прежней теме. — И тем не менее воспринимал жизнь в каком-то романтическом свете, а не в свете голого практицизма. Помнишь, как заразительно хохотал он при виде кентавров и русалок? Помнишь? Хохотал над тем, как неудобно будет кентаврам предаваться любви с воздушными нимфами… Он прекрасно понимал сказки с их чудесами, но в то же время умел замечать и земные чудеса, не отказывался от них. Именно поэтому он за любое дело брался с охотой…

— Все это очень интересно и действительно так было, — неожиданно перебила меня Марта. — Я вот сейчас подумала о Петиной женитьбе и поняла, почему он и Катя по-настоящему не были счастливы. Для него и собственная жена была каким-то чудом…

— О, вон куда вы завернули! — Шагоди презрительно скривил губы.

— Не мешай. Когда Петя женился на Кате и привел ее в свою комнатушку, он действительно думал, что поймал за хвост синюю птицу. А комнатушка та так провоняла псиной, что Кате сразу стало не по себе. Из Кати не получилось Пенелопы, которая, будучи занята домашними делами, с нетерпением ждала своего Одиссея из опасного плавания…

— Если я вас правильно понял, по-вашему, по сравнению с романтическим Петей я не больше и не меньше как глупец, который ничем не интересуется, кроме своей работы и дальше своего носа ничего не видит, — не без издевки заметил Шагоди. — И я искренне сожалею, что Петя так тщательно скрывал свою столь богатую фантазию…

— Уж не обиделся ли ты?

— Нет, только я не люблю подобные разглагольствования. Наука остается наукой, поскольку она опирается на факты и реальные явления. Полет, компьютеры, динамика, сила тяги, электрическое поле — все это действительно интересно. А приключения Икара, чудеса в решете, фокусы-мокусы, мифы и бог знает что еще — ерунда.

— Подожди. Ты помнишь, как мы, сидя в библиотеке, наткнулись на книгу Кларка… Как же она называлась?..

— «Профиль будущего», — подсказал мне Шагоди.

— Она у меня есть.

— Ее уже переводят на венгерский. Скоро книга выйдет, и все с удовольствием будут читать ее и, разумеется, раскупят, так как в ней очень много нового.

— Я хотел бы кое-что процитировать из нее.

— Не нужно, я достаточно хорошо знаю ее.

— И все же…

— Пожалуйста.

Я достал с книжной полки томик Кларка и начал листать, ища нужное место.