Ночлег

— Каждая ночь длится до тех пор, пока не наступит рассвет.

— Это ты плакала…

— Нет. Это ветер, — шепнула Анна, и ее хрупкая фигура стала еще более призрачной.

Бергер осторожно поднял руку и коснулся волос девушка, черными блестящими волнами стекающих на плечи.

Ощущение было эфемерным, но достаточно реалистичным, словно под пальцами струился теплый живой поток.

— Ты ведь искал встречи с прошлым, — скорей констатировала чем спросила девушка, продолжая отрешенно смотреть в окно.

— Пожалуй, все же с самим собой, — тихо ответил Бергер, понимая что произносит эти слова помимо своей воли. — Я совершенно запутался… Время обмануло меня! Вместо того, чтобы внести ясность — четкое осознание цели поток времени вынес меня на стремнину и погнал, погнал, погнал… Все слилось в единую смазанную картину, словно жизнь вне меня я наблюдаю из окна суперскоростного поезда, конечная станция у которого — абсурдна, потому, что неизбежна и единственна. Самая стабильная реальность в мире сплошных иллюзий… И я чувствую, что до нее с каждым мгновением все ближе и ближе… Может она уже вот за тем холмом, или еще ближе — за окном, или уже за дверью…

Бергер невольно прислушался — за дверью снова были слышны шаги босы ног.

— Это тоже ветер? — саркастично усмехнулся Бергер, в большей степени иронизируя над своими словами, прозвучавшими в данной ситуации уж слишком символично.

Анна все так же молча стояла у окна.

— А что будет, если я сейчас открою дверь? — злясь на собственную слабость резко спросил Бергер.

— Не открывай! — поспешно шепотом сказала Анна и наконец повернулась к Бергеру лицом. — И, ради бога, тише!

— Почему? — упрямо спросил Бергер, — почему я должен выполнять ваши нелепые требования? Почему я должен вести себя тише, когда мне хочется выть во весь голос?!

И словно издеваясь над его риторическими вопросами с улице донесся истерический вой, оборвавшийся каким-то не то всхлипом, не то стоном.

Бергер сжался, словно его внезапно ударили по лицу.

За дверью заметались, а потом шаги стали удаляться.

— Бедный маленький Бергер, — прошептала Анна и осторожно погладила Бергера по небритой щеке.

— Не надо, — отшатнулся Бергер. — Не надо меня жалеть! У меня все в порядке. Я живу не хуже других! У меня все есть!!! Я женат, даже дважды, у меня чудный ребенок — мальчик. Я многого достиг. У меня блестящие перспективы… Только вот… Нет… Просто я устал… А может у меня слишком обостренное восприятие? Или гипертрофированное чувство времени?

— Что ты знаешь о времени? — мягко улыбнулась Анна.

— Наверное, только то, что с каждой минутой чаша весов с грузом под названием «прошлое» перевешивает чашу на которой покоится «будущее»… А внизу, под чашей стою я и мучительно пытаюсь ее удержать, точнее произвожу нелепые потуги… И когда-то наступит такой момент, что грузы станут настолько неравнозначны… И тогда переполненная прошлым чаша раздавит еще одно жалкое крохотное существо, потерю которого в равномерном и беспощадном всепоглощающем потоке времени остальные поспешно забудут, продолжая целеустремленно барахтаться… каждый сам по себе… и большинство в одиночку.

— Бедный маленький Бергер, — тихо вздохнула Анна. — Ты хочешь чтобы я тебя пожалела?

— Нет! — Бергер почувствовал, что глаза ему начинают застилать слезы. — Ерунда!!! Все прекрасно. В конце-концов, ведь я пока еще жив?! Пока…

— Глупый, усталый Бергер, — продолжала шептать Анна, и ее голос вторил шороху дождя за окном.

— Да. Я просто устал! — всхлипнул Бергер. — Но я сильный… я смогу… я… только… О, господи, как я устал!!!

Бергер ничком лег на истерзанный временем диван, пружины под ним жалобно всхлипнули, и вместе с их стоном в груди Бергера что-то оборвалось, но он вдруг почувствовал тупое безразличное просветление ночь ослабила хватку, и Бергеру на миг показалось, что рассвет уже близок, хотя окружающая тьма осталась все такой же беспросветной.

— Я просто устал, — вздохнул Бергер, ощущая как тьма анестезирующим раствором пропитывает его мозг.

— Конечно, — шепнула Анна, невесомо словно ожившая голография присаживаясь на краешек дивана. — Надо просто дожить до рассвета… Завтра все будет иначе…

— Да, — эхом откликнулся Бергер, — просто дожить до рассвета… Потом речь его стала сбивчива и почти бессвязна, словно у него начался приступ малярии. — У тебя такие ласковые руки… И пальцы… точно из лунного света… А волосы пахнут талым снегом… А кровь у тебя голубая и светится… А кожа нежная… как паутина… И теплая… живая… А губы будто морская волна… Что это? Ты плачешь?.. Или… это… кровь?..

С грохотом распахнулась входная дверь.

В темном проеме Бергер с трудом различил сгорбленный силуэт давешнего тщедушного мужчины.

— Что же ты… паскуда… Говорил Бергер, Бергер… — хрипло забормотал мужчина, и теперь Бергер смог разглядеть, что в руках он вновь сжимает старую двустволку. — Человек… человек… паскуда!!!

— Не трогай его, Ларри, — глухо сказала Анна.

— Я его не трону, — вдруг мерзко захихикал Ларри, — но в доме он тоже не останется!

— Ты с ума сошел! — прошептала Анна, и Бергер обратил внимание, что голос у нее первый раз за все время дрогнул.