С полчаса она бродила по Косому переулку, временами поглядывая на отражения в витринах, пока не убедилась — ее действительно «пасут», причем почти не скрываясь. Она зашла во "Флориш и Блоттс" и выбралась оттуда только через полтора часа, нагруженная новыми книгами. Два раза приходилось украдкой прятаться за стеллажи и пить очередную порцию оборотного зелья. Какой-то неприметный человечек постоянно толкался рядом, делая вид, что листает книги, другой топтался у двери. С нее не сводили глаз ни на минуту. Да что же делать? Потом она зашла к Фортескью и для вида купила пакет шоколадных лягушек. Флореан дружен с Дамблдором… Но тот самый тип из магазина и тут вклинился рядом с ней в очередь к кассе. Пришлось уйти, не поговорив с владельцем кафе.
На улице человечек подошел к ней и уже без всяких церемоний сказал:
— Боюсь, мэм, вам пора возвращаться.
В лаборатории между тем праздновали Двенадцатую ночь — ту самую, когда все наоборот и шиворот-навыворот. Повара-китайцы даже приготовили традиционный пунш, который, правда, был странного вкуса и такой пряный, что щипало язык. Впрочем, к этому все давно привыкли. Сотрудники собрались в одном из отделов; Минерва бродила между группками людей, угощая всех подряд шоколадными лягушками. Себе она оставила последнюю, чтобы перебить послевкусие от пунша, — язык все еще ощутимо щипало.
В коробочке, кроме лягушки, оказалась карточка для коллекции. С нее на Минерву смотрел Дамблдор. Он был здесь какой-то слишком розовощекий и длинноносый и вообще не очень похож на самого себя, но полулунные очки поблескивали знакомым лукавым блеском.
Пока Минерва рассматривала Дамблдора, он вдруг поправил очки и подмигнул ей. Она украдкой огляделась. Громко играла музыка, и ее голос никто не мог услышать... Конечно, это бессмысленно — ведь карточка с шоколадной лягушки не несет на себе отпечатка личности и совершает лишь стереотипные действия. Но все же Минерва наклонилась к ней и спросила шепотом:
— Альбус, вы меня слышите?
И услышала очень тихий, но такой знакомый голос:
— Конечно.
Дамблдор улыбнулся ей и почесал нос.
Дальше разговаривать было опасно. Минерва сунула карточку в карман, допила пунш, потом залпом выпила стакан воды, чтобы унять жжение на языке, поднялась и направилась в туалет. В туалетах, насколько она знала, следящих заклятий не было, но на всякий случай она быстро проверила стены, дверь и иллюзорные окна, а потом заперлась в одной из кабинок и поставила заглушку.
Альбус с карточки наблюдал за ней с улыбкой.
— Как вы это сделали? — спросила она. — Неужели зачаровывали каждую карточку в отдельности?
— Не так просто... Пришлось повозиться, но оно того стоило. Вообще-то я просто хотел поздравить тебя с Рождеством. Правда, не было уверенности, что какая-нибудь шоколадная лягушка попадет тебе в руки так быстро. Но в крайнем случае я поздравил бы тебя с Пасхой, — он засмеялся.
— Альбус! Как же я рада!..
Она не выдержала и совсем по-девчоночьи чмокнула его в нарисованную щеку.
Дамблдор покраснел, но сделал вид, что ничего не произошло.
— У нас мало времени, — сказала Минерва, с нежностью рассматривая его веселые голубые глаза за стеклами очков и белоснежную бороду. — Хотя я бы с радостью проговорила с вами неделю или даже две. Но будет заметно, если я слишком долго пробуду в туалете. Пока есть время, я бы хотела рассказать вам кое-что...
Она торопливо пересказала последний разговор с Томом. Услышав про "темную-претемную пещеру", Дамблдор вдруг посерьезнел и задумался.
— Боюсь, правда, что в этом нет никакого смысла, — закончила Минерва. — Будь в этом соль, Том сразу же стер бы мне память.
— Не обязательно, — возразил Дамблдор. — Очень может быть, что это действительно намек, хотя и завуалированный.
— Бога ради, зачем ему давать мне подсказки?
— Он игрок, Минни. Ему нравятся жесткие игры и адреналин. Подбрасывая тебе, а через тебя — мне, информацию по кусочкам, он щекочет себе нервы. Вдобавок Том всегда отличался излишней самоуверенностью и наверняка думает, что мы не сумеем разгадать ребус.
— А у вас есть какие-то догадки насчет того, что это за пещера?
— Не знаю, — Дамблдор снял очки и задумчиво прикусил дужку. — Я подумаю. О чем еще вы говорили?
— Так, о всяких пустяках. Ничего существенного.
— И все-таки расскажи мне.