Ночная кукушка

"Что за безобразие — в твои годы о тебе пишут в газетах такое! И где ты сейчас? Почему я получаю от тебя одни отговорки? И я, и твой брат очень волнуемся. Я не верю в эту чушь насчет Того-Кого-Нельзя-Называть. Признайся честно — у тебя кто-то есть? Это ради него ты уволилась из Хогвартса? Если он приличный человек, почему ты до сих пор не познакомила его с нами? Минни, ты знаешь, как я хочу, чтобы ты наконец нашла свое счастье. Но нельзя же поступать так, как сейчас! Вдруг Мартин догадается, какой образ жизни ведет его мать? Нужно думать о сыне!".

И так далее, и тому подобное, на двадцатидюймовом свитке пергамента.

Мартин, конечно, догадывался, но совсем не о том, что предполагала бабушка. Он-то понимал, что происходит, но был уверен, что все еще можно исправить. "Мама, — писал он, — ты взрослый человек и сама отдаешь себе отчет в своих поступках. Но я не могу понять, зачем ты это делаешь. Уезжай из Англии! Мы возьмем к себе и тебя, и бабушку. Давай я за тобой приеду".

Как же он все-таки был наивен... Много лет прожив в Америке, Мартин уже мыслил совершенно не так, как англичане. Штаты вообще казались Минерве удивительной страной, настоящим зазеркальем. Например, если судить по газетам, весь Сэйлем сейчас лихорадило из-за скандала: одна из ассистенток Института магических технологий подала в суд на коллегу за то, что он открыл перед ней дверь — и тем дискриминировал ее по половому признаку! Эту новость американская магическая пресса обсасывала уже целый месяц. За что хвала Мерлину, конечно, — значит, у людей нет более серьезных проблем. Сам Мартин уже не представлял себе, что бывают места, где человека не очень-то спрашивают, чего он хочет, а чего нет, и откуда не так просто уехать. Чего он, интересно, ждал от матери? Что она подаст в суд на Волдеморта за нарушение трудового законодательства?

Она отправила Мартину письмо, где, как могла, убеждала выбросить из головы мысль о приезде. Хоть бы только он не упрямился!

В надежде найти способ незаметно связаться с Альбусом, пятого января с утра она выпросила у Малсибера разрешение навестить Косой переулок. Поначалу он не соглашался — мол, все необходимое ей и так купят и доставят, пусть только напишет список. Но Минерва намекнула, что женщинам бывают нужны такие вещи, которые не вносят в список, предназначенный для посторонних глаз, и Малсибер смущенно капитулировал.

Отправиться в Лондон ей разрешили только под оборотным зельем — "для безопасности". Минерва подозревала, что ее сопровождает скрытая охрана. Вряд ли после полугода строгого режима ее отпустили бы без надзора.

Оказавшись среди шума и гама Косого переулка, она с наслаждением вдыхала сырой зимний воздух, и все вокруг — дома, люди, реклама в витринах — казалось ей после длительного заточения невероятно прекрасным. На дверях домов все еще висели гирлянды из еловых веток, украшенные разноцветными шарами; возле Гринготтса маленький уличный оркестр исполнял рождественские гимны под аккомпанемент скрипки и флейты. Все было, как обычно, если не считать примет времени: огромных плакатов с надписью "Разыскиваются...", откуда на нее смотрели знакомые лица из Ставки, и аврорских патрулей, которые то и дело останавливали прохожих и требовали палочку для проверки.