Ночная прогулка

– Хрень какая-то, – в конечном итоге рассердился Геннадий Петрович, бросил на диван ремень и начал снимать черные отутюженные брюки. – Сначала просишь меня пойти. Сейчас говоришь, иди один. Так дела не делаются, епта.

– Планы изменились, – ответил Антон, бреясь в ванной комнате, совмещенной с санузлом. На его талии – полотенце, скрывающее наготу. Он щурился, от влажности стекло запотело.

– Понял, не дурак, – Геннадий Петрович ворвался в ванную. – Знаешь, сколько раз я менял планы, будучи влюблены в твою мать?

– Нет.

– Конечно, откуда тебе знать? Тебя даже в мыслях не было.

– Мне неинтересно.

– Мог бы и не говорить. Я все прочитал по твоим скучным глазам. Но раз ты меня растормошил, нацелил так сказать на некую очень жаждущую любви мадам…

– Батя, хватит!

– Не затыкай меня! – рявкнул Геннадий Петрович и продолжил. – Сам напросился. А теперь будь добрым посмотри на меня и выслушай.

Антон отложил бритву, побрившись лишь наполовину, и злобно посмотрел на отца, держа свои эмоции при себе, не хватало еще ругаться, и спросил:

– Доволен?

– Почти.

– Ну, говори.

– Ты повздорил с Катей. Понятно дело. Который день ходишь сам не свой, озлобленный и подавленный – надо быть идиотом, чтобы не заметить. Три дня я пытался с тобой говорить. Но… то ты не хотел идти на контакт. Ладно, проехали. Говорю – сейчас. Если ты думал, что у Вас у молодых все будет ровно – хрен ты угадал.

– Отец, да ты философ?

– Я не слышал. Продолжу. Не будет всегда идеально – запомни. У всех пар – проблемы, обиды и ссоры. Мы с мамой до твоего рождения частенько ругались. Причем ругались из-за собственного эгоизма. Один раз вообще сильно разругались. Кстати, я был мудаком, поэтому и разругались. Не ценил ее, как должен был. Помню, как она сказала: «Закрой свой грязный рот – и проваливай, жалкий урод!». Обидно было. Но отрезвляюще. Я ушел в тот вечер и нажрался как свинья. Пробудившись утром, я знал, что приду и буду умолять её, буду просить прощения. В ноги брошусь, не смотря на гордостью.

Молчание.

– Всё?

– Нет. Она простила меня.

– Что ты сделал?

– Интересно стало что ли?

– Да.

– Я изменил. Нет, не смотри на меня так. Никакого секса. Я на каком-то семейном празднике выпил лишенного. И… приударил за её подругой. Дошло до того, что подруга догадалась о моих недвусмысленных намеках сама бросила в мои объятья и мы… В общем, поймали нас. И сразу все вырывалось наружу. Теперь ты понимаешь, почему я не пил на семейных праздниках и прочих мероприятиях? Только дома. Так безопасней.

Геннадий Петрович, взял пачку сигарет, лежавших на бачке унитаза, – и закурил. Воспоминания оживили покойную жену. Он любил ее. Даже тогда, когда шли черные полосы. Она была больше, чем друг, жена и мать. Она была неиссякаемым светом, который направлял его по жизни, оберегал, дарил силу и надежду.

– Я к чему эту тираду? Я любил твою маму, поэтому менял планы по жизни, только когда она просила. Понимаешь меня?

– Понимаю.

– Я не спрашиваю, любишь ты Катю или нет. Не дождешься. Просто скажи, как мужик мужику – ты готов поменять планы на сегодняшний вечер? Если – да, я все пойму. Разденусь. И спокойно пойду смотреть телик, епта. Я буду знать.

Теперь молчал Антона. С его лица падала пена для бритья на бирюзовую плитку.

– Так и будешь молчать?

– Не знаю, как сказать.

– Расслабься, а не то мы сейчас тут задохнемся, – пошутил чтобы разредить обстановку Геннадий Петрович.

Антон рассмеялся.

И когда смех отступил, Антон обнял растерянного и не ожидавшего такого поворота событий Геннадия Петровича, и просто сказал:

– Спасибо, пап.

– Да не за что.

– Я тебя люблю.

– Я тебя тоже, мой мальчик.

Они похлопали друг друга по спинам, нервно смеясь и чувствуя себя намного лучше, чем мгновение назад и отпрянули друг друга, словно ничего и не было.

Геннадий Петрович бросил недокуренную сигарету в унитаз и сказал, что пошел надевать штаны.

– Пап…

– Да?

– Не будешь меня заставлять надевать галстук или бабочку?

– Нет. Обещаю.

– Хорошо.

– Я рад, что ты передумал.

– Я тоже.

– Ладно, хорош языком чесать! Времени в обрез, я не люблю опаздывать.

– Начинается брюзжание…

Арсений пришел за час до назначенного времени, чем приятно удивил Анастасию. Он много высказывался, что приходить заранее на семейные праздники традиция крайне сомнительная, от которой надо отказаться в пользу рассудка. То есть по его личным соображениям опаздывать на встречи – это и есть хороший тон.

Арсений был высоким, хорошо сложенным, сутулым от часто пребывания на просторах интернета и бледным по той же самой причине молодым человеком с проницательным взглядом и пытливым умом. Он часто пребывал в раздумьях, отчего его лоб прорезали неглубокие морщинки. Он носил далеко от современных стандартов красоты длинные усы, уходящие в бакенбарды, на голове – копну скрывающих уши русых волос, завивающихся после дождей. Одежда соответствовала старомодному образу: светло-коричневые брюки, застегнутая на все пуговки белая рубаха, скрытая под серый замусоленный кардиган.