Ночная смена

Единственное исключение из этих правил в «Утопии авеню» – линия с галлюцинациями гитариста Джаспера, которая опять же выделяется на общем фоне именно потому, что очень тесно связана с мультивселенной Митчелла, с его предыдущими романами. И тут кроется еще одна проблема: получить максимум удовольствия от текста смогут только самые преданные читатели британца. Сам он в интервью утверждает, что его книги работают даже в отрыве от основной метаистории, но с каждым новым романом все отчетливей заметно, что это не так: мультивселенная Митчелла довольно сильно отличается от, скажем, мультивселенной Кинга, у которого тоже бывают камео и перекрестные сюжеты, но никогда, за исключением, может быть, серии «Темная башня», такие твисты не играют в них критической роли. У Митчелла все немного иначе: тем, кто не был свидетелем сочинения секстета «Облачный атлас» и кому фамилии де Зут и Маринус ничего не говорят, роман «Утопия авеню», возможно, покажется проходным. Это как с фильмами «Марвел» – их, конечно, можно смотреть и по отдельности, но начинать знакомство с киновселенной с «Войны бесконечности» – идея сомнительная. Еще одно доказательство того, что у Дэвида Митчелла отличное чутье на культурные тренды, – свою мультивселенную он начал строить задолго до Кевина Файги. Надеюсь, в следующем его романе все герои предыдущих книг объединятся для борьбы с огромным фиолетовым джазистом, который путешествует между мирами и собирает грустный тромбон бесконечности, чтобы, сыграв на нем, уничтожить половину виниловых пластинок во вселенной, иначе зачем все это?

Джонатан Франзен: О, где же ты, брат?

I

Есть такие писатели – их биографии настолько сильно пересекаются, что, говоря об одном авторе, мы обязательно упоминаем другого – его друга или оппонента. Вот, скажем, Толстой и Достоевский. Жили и писали в одно время, однажды в Петербурге оказались прям в одной комнате, на одной лекции – и даже там умудрились не встретиться. Уникальный случай.

Или еще один – диаметрально противоположный – пример: Трумен Капоте и Нелл Харпер Ли. Выросли на одной улице, в городке Монровилле, штат Алабама, дружили с шести лет и пронесли эту дружбу через всю жизнь. Ну, почти.

В 1948 году Капоте опубликовал «Другие голоса, другие комнаты» и сразу стал знаменит. Узнав об этом, отец Харпер Ли сказал ей: «Ты же понимаешь, что из Монровилля не могут выйти две знаменитости».

Но – вышли.

II

В конце двадцатого века такой причудливый тандем составили Джонатан Франзен и Дэвид Фостер Уоллес.

В 1988 году Джонатан Франзен издал свой первый роман «Двадцать седьмой город». Особого успеха у читателей книга не имела, но критики сразу обратили внимание на дебютанта[77]. У Франзена даже появились первые поклонники, которые писали ему письма. Автором одного из них был Дэвид Уоллес. Тоже писатель, тоже дебютант. Письмо было восторженное. Уоллес признавался, что, дочитав роман, даже загрустил – из зависти.

Так началась их дружба, сперва по переписке, потом – лично.

Оба преподавали креативное письмо в провинциальных колледжах. Уоллес – в Амхерсте (штат Массачусетс), Франзен – в Суортмор-колледже (штат Пенсильвания).

В апреле 1992 года Уоллес даже навестил Франзена. Именно там, в Суортморе, на парковке, состоялся их самый важный разговор – о смысле и задачах литературы. Разговор, после которого Уоллес, вообще-то не склонный к экзальтации и саморазоблачениям, признался, что за четыре года общения и дружбы с Франзеном он «стал другим человеком и другим писателем».

Вот так, в апреле 1992 года на парковке встретились два никому не известных писателя – пройдет меньше 10 лет, и оба они встанут в один ряд с Мелвиллом и Пинчоном, а их романы попадут в список самых важных текстов ХХ века.

Уоллес пришел к славе первым. Его «Бесконечная шутка» вышла в 1996 году и сразу покорила всю читающую Америку.

Карьера Франзена меж тем в девяностые в основном буксовала. Его второй роман «Сильное движение», опубликованный в 1992 году, не оправдал ожиданий и фактически повторил судьбу первого. «Результат остался неизменным, – жаловался автор в эссе “Уснуть и видеть сны”, – очередной табель с пятерками и четверками от рецензентов… ‹…› Достойные деньги; и тишина нерелевантности».

Девяностые вообще стали для него испытанием: смерть отца, развод и провал романа. Издатель организовал для него небольшой тур в поддержку книги, и это было унизительно: на выступления никто не приходил, со сцены он смотрел на пустые стулья, чувствовал себя невидимкой и совершенно не представлял, что делать дальше. Пытался писать третий роман, но тщетно.