У мальчика был насморк и небольшой кашель, и всю дорогу до парка, в котором проходил поход, чудесный маленький принц пинал спинку сидения, несмотря на ее спокойные просьбы прекратить и уверения, что это совсем не мило и не смешно и что он за это останется без мультиков – угроза, которую она приводила в исполнение очень редко, потому что ей тоже нравилось, когда мальчик смотрел мультики. Ей это нравилось, потому что она могла стоять возле кухонной стойки, есть намазанные маслом крекеры с кружочками салями и ни о чем не думать. Потому что могла очищать поры перед зеркалом с увеличительным стеклом на протяжении целой серии мультфильма о собачках, или могла, например, лежать на полу посреди гостиной, закрыв глаза, и не опасаться, что какой-нибудь человечек именно в этот момент плюхнется ей прямо на живот и повредит жизненно важный орган, или стукнется об нее головой, споткнется и плюхнется ей опять же на живот, или начнет плеваться в ее направлении, потому что это же замечательно, что тело может производить свою собственную жидкость! Ну ничего себе! Смотри, мама! Смотри!
Так вот, мальчик пинал спинку ее кресла, и она шипела, и очень скоро они приехали в парк. Она велела себе успокоиться, не злиться, не кричать и ни в коем случае не лаять, а мальчику сказала, что в походе нельзя играть в собачек, и он тут же расхныкался, потому что, само собой, он с нетерпением ожидал собачьих игр на открытом воздухе, в лесу! где так много запахов! и палок! и жуков! – мечта любой собаки.
Это действительно была только ее вина. Это она позволила сыну надеть новенький голубой ошейник с серебряной биркой, ярко блестевшей в солнечном свете и приятно позвякивавшей. Она позволила ему надеть ошейник и в машине, чтобы его порадовать, но не предупредила, что в походе аксессуар придется снять.
Она разрешила ему прикрепить и такой же новенький поводок, который регулировался с помощью кнопки, и опять же не предупредила, что это просто – во всяком случае, сегодня – игрушка, в которую можно играть в машине, но не стоит показывать ее обычным, на вид нормальным людям.
Мы же не животные, сказала она визжавшему мальчику, гладя его по голове. Он по-прежнему был пристегнут ремнями к автокреслу, и она склонилась к нему, стараясь закрыть собой его вопящее тельце.
Солнышко, тебе не нужен ошейник, чтобы прыгать и играть с другими детьми, убеждала она. Можно быть собачкой в душе, но на людях надо быть мальчиком.
Нееееееееет! вопил он, совершенно не убежденный. Собааааааааааачкаааааааааааа!
Другие матери – спокойные матери с послушными, не носящими ошейники детьми – обернулись, и Ночная Сучка помахала им рукой.
Солнышко, зашептала она сыну, ну пожалуйста. Она отстегнула ремень, но он не собирался вылезать, так что пришлось силой вытаскивать его толстое тельце из машины, и при этом они оба ударились головами. Он тут же выскользнул из ее рук и растекся по асфальту рыдающей лужицей.
Солнышко, просила она.
Не пойду, вопил он.
Мы идем, сказала она твердо, и он завыл, как грустный щенок, и все матери опять к ним повернулись, а одна даже шагнула к Ночной Сучке.
– Нет, нет, у нас все в порядке. Еще минутка, и мы готовы, – жизнерадостно сказала она и отмахнулась от них.
– Ладно, – шепнула она мальчику, – ошейник оставь, но поводок ведь нам не нужен. Собачка любит бегать без поводка!
Поодок, сказал он, сложил ручки на груди и вздохнул. Позязя, мама, умолял он. Позязя.
Он даже перестал вопить и всхлипывать, просто смотрел на нее, тер глаза кулачками и размазывал сопли по щекам. Он был болен, он устал, он просто хотел играть, и почему она должна была ему отказывать в такой малости?
Потому что другим мамам это могло показаться странным? Это было мило и весело, и пошли они в задницу.
Ей хотелось как следует облизать его лицо, но она понимала, что на них смотрят, так что вынула из кармана не слишком свежий платок и стерла козявки с его румяных щек.
– Ладно, зайка. Хорошо. Будь собачкой. Но другие дети могут не понять.
Мальчик просиял, тявкнул и по-собачьи задышал, высунув розовый язычок. Он был ужасен, и она его любила. Она поцеловала его прямо в мокрый нос.
Ночная Сучка неловко улыбнулась, когда мальчик повел ее на поводке через маленькую парковку прямо к Джен. Он тявкнул на Джен, уселся возле нее на корточки и вновь тявкнул.
Мне кажется, он хочет, чтобы ты его погладила, сказала Ночная Сучка, делая вид, будто понятия не имеет, что такое нашло на этого мальчишку, ну разве он не смешной? Конечно, это просто увлечение такое, а завтра он опять вернется к своим паровозам или грузовикам, сама знаешь, как это бывает. Все это сопровождалось недоуменно вскинутыми бровями, усталой улыбкой, легким закатыванием глаз, покачиванием головой. В общем, нормальная реакция матери – вы только гляньте на это чудовище, вечно что-нибудь такое выкинет, но я им восхищаюсь и пойду за ним на край света. Если он хочет быть собакой и носить ошейник, я буду водить его на поводке – Я БУДУ ВОДИТЬ ЕГО НА ПОВОДКЕ, – потому что я чудесная мать. Ты смотри, удивилась Джен и потрепала его по голове.