Ночная война

– О нет, я имею в виду дороги, погоду, непролазные леса и деревни, в которых невозможно жить. А представь: ещё целый месяц с небо будет литься эта дрянь…

Что-то пошло не так: солдат испуганно вскрикнул, выругался – земля прогнулась в сантиметре от фанерного щита. Глеба проглотил остатки рябины, поднял автомат, немец что-то отбросил – оно упало с металлическим лязгом… Засмеялся товарищ, стал поздравлять с новым боевым крещением. Сослуживец бранно выражался, поносил несносных русских крестьян, бросающих где попало свой инвентарь.

«Грабли атаковали…», – догадался Шубин. Сам же прислонил их к дереву – мелочь, но приятно! Удалилась цепь солдат, ругался пострадавший. В стороне прозвучали несколько выстрелов, смеялись люди…

«Кошку пристрелили или загнанного в угол разведчика».

Шубин выжидал, не спешил покидать укрытие. Как-то не кстати пришла мысль о воспалении легких: нельзя болеть, организм обязан защищаться – видно интуиция сработала. По дороге прополз бронетранспортер: солдаты в кузове тряслись от холода – погода испортилась, внезапно резко похолодало, хотелось надеяться, что это временное явление. Работал двигатель, противник словно издевался, подбежали несколько человек, залезли на броню и боевая машина поползла дальше. Из обрывков разговора явствовало: что немцам нужна эта дорога, в ближайшем будущем её собираются засыпать щебнем, а этого добра с избытком хватает на щебеночном карьере за соседним лесом.

Он дождался тишины, выбрался из ямы, щеки пылали – в своей же стране отсиживается в каком-то дерьме. Тут сгустились, похоже надолго, на часах полдень, а ощущение, что ночь вот-вот накроет. Дождь моросил, но уже не так энергично. Различались голоса, отключились прочие чувства, остался только слух: на восточной околице работал дизельный генератор, там в свете фар блуждали люди, возникли палатки – немцы разбивали походный лагерь. Если встанут надолго, очередь дойдёт и до крестьянских жилищ – далеко не все избы имели непрезентабельный вид. Ливень потушил пожар, но запах гари держался на деревне.

Кто остался в живых? – вопрос не давал покоя. Выйти из деревни, даже в одиночку – было сложной задачей. В действие вступал запасной план: всем собраться в районе сельсовета. Оплот местной власти немцы сожгли, а также окрестные постройки и клуб – значит там неприятель скапливаться не должен.

Под ногой скрипнула штыковая лопата: Шубин поднял её, имея смутное представление зачем – применить в качестве тросточки? Ногой очистил грязь, подбросил в руке – по крайней мере лопата не мешала. Он добежал до южного края участка: от переулка его отделяла ограда, впрочем, здесь прошли немцы и ограды уже не было – разбили ногами. В переулке было сыро, но препятствий возникло: он добежал до выезда на дорогу и залёг в лопухах. Со столба электропередачи живописно свисали оборванные провода, дождь стоял косой стеной – небесные хляби в этот день решили не мелочиться: обмундирование насквозь промокло – уже лихорадило. Видимость была неважная, Глеб переместился за электрический столб – здесь сорные заросли были гуще, мир погряз в серой хмари.

Дома в этой части деревни почти не пострадали, проступали постройки на другой стороне дороги, неровные изгороди, на деревне завис монотонный гул. На востоке блуждали огоньки: в ста метрах слева стоял грузовик, смутно выделялись очертанием, там возились люди, что-то лязгало, вдоль обочины бродил часовой в краске и водостойкой плащ-палатке, автомат тоже сунул под брезент, чтобы не промок и вряд ли в случае нужды смог бы быстро его скинуть. Часовой блуждал туда-обратно: то приближался, то превращался в призрачную фигуру за пеленой дождя. Очевидно, подобные посты выставили по всей деревне – немцы имели на неё виды.

Глеб задумчиво наблюдал за часовым – других двуногих поблизости не было, только дальняя возня у грузовика, сельсовет находился на другой стороне. Силуэт часового размыла непогода – возвращаться в переулок, снова штурмовать заброшенные огороды, откровенно надоело. Караульный уходил в западном направлении, таяли очертания. Шубин приготовился к броску, но мысленно ругнулся – часовой возвращался: человек был задумчив, пребывал в своих мыслях – явно далёких от несения службы, чавкала грязь под ногами, он снова встал, смотрел на дорогу – это начинало раздражать. Дистанция двенадцать метров и, заставь он себя хорошенько приглядеться, засёк бы инородное образование под столбом, мог бы и ближе подойти, но ближе часовой не подходил – окаменел. Дождь стучал по каске, наконец отвернулся, но продолжал стоять – до бешенства довёл, зато лопата оказалась очень кстати: до слуха часового доносится странный звук – кто-то кряхтел, словно волок по земле тяжёлый предмет, он резко обернулся, снимая автомат, но угроза была неявной. Тряслись лопухи, из них высовывался чей-то зад, положение усугублял дождь, максимально ухудшивший видимость.

– Эй, дружище! Помоги, – пробормотал по-немецки Глеб. – Раненого русского нашли, он без сознания – офицер. Сам идти не может, все наши ушли, а пристрелить жалко – всё же офицер.