Ночная Земля

A теперь, возвращаясь к своему повествованию, напомню, что, как уже говорил, был изумлен, обнаружив в своей памяти столь неведомый мне до того ослепительный блеск солнца и прочее великолепие века сего, с такой яркостью прорвавшиеся ко мне сквозь дотоле нечеткие и туманные видения; и невежество Эйесворпта было разоблачено всем, что окружает меня ныне. С того момента я будущий жил под потрясением от того, что знал, о чем догадывался и что ощущал; и все это время возрастала во мне жажда встречи с той, которую утратил я в наши дни, дни юности мира – с той, что пела мне в наши сказочные для меня будущего, наполненные светом, истинно существовавшие дни. И размышления о нашем веке, сочетаясь с острым сожалением, пронзали залив забвения.

Но стоя так, я отставил в сторону туманные и болезненные сновидения или даже воспоминания, снова обратившись к непостижимой тайне Ночной Земли, которую обозревал через великую амбразуру. Ибо страшные тайны ее никогда и никого не утомляли – все мы, стар и млад, с ранних лет своих до самой смерти взирали на черное чудо Ночной Земли, от которой отгораживал нас остаток цивилизации – Последний Редут, Великая Крепость, Единственное убежище рода людского.

По правую сторону от Красного Жерла под длинной извилистой волной светящейся дымки скрывалась Долина Красного Пламени, за которой на долгие мрачные мили простиралась угрюмая тьма Ночной Земли. Тьма эта заканчивалась под холодным светом Равнины Голубого Огня. За ней, на самом краю Неведомых Земель, находилась цепочка невысоких вулканов, освещавших в наружной, кромешной тьме Черные Горы, среди которых горели Семь Огней, ни разу не погасших, не моргнувших, не шевельнувшихся за всю вечность. На их природу не могло намекнуть даже Великое Подзорное Стекло; и ни один из вышедших из Пирамиды искателей приключений не вернулся назад, чтобы рассказать нам об этих Пламенах. И здесь позвольте сказать, что в недрах Великой Библиотеки Редута хранились повествования и описания открытий всех тех, кто дерзал выйти в чудовищную тьму Ночной Земли, рискуя не только жизнью, но и самой своей душою.

Но конечно же, выйти из Пирамиды было настолько чудесно и увлекательно, что я едва не впадал в отчаяние, размышляя о том, что мне хотелось бы совершить; ибо о многом мог бы я еще рассказать, но так мало дано человеку слов, пользуясь которыми он может описать то, что находится вне его взгляда, за пределами нынешних общих знаний Народов.

Разве можете познать вы с той же мерой истины, что доступна мне, все величие, подлинность и ужас Земной Ночи так, как хотелось бы сделать мне; ибо как нам теперешним – при всей нашей коротенькой письменной истории, посредством скудных знаний, постигнутых за считаные тысячелетия, – описать мою жизнь в том времени, описать всю полноту ее, описать ту жизнь, что цвела внутри и снаружи этой Великой Пирамиды? Как донести до возможного читателя подлинность всего моего рассказа, передать истории этого Великого Редута, занявшие не горстку тысячелетий, но миллионы лет; начинавшиеся в века начала бытия Земли, когда тусклое солнце как будто бы еще светило на мрачном небе… Но обо всем, что было до того, как солнце погасло, в памяти людей не сохранилось ничего, кроме мифов, которые следует воспринимать самым осторожным образом, ибо к ним относятся с недоверием люди, наделенные здравым смыслом, неоднократно доказавшие свою мудрость. И я… как донести мне все это до тех, кто может прочесть мои записки? Сделать это нельзя; и все же я обязан рассказать свою повесть; ибо сохранять молчание, зная о столь великих чудесах, мучительно для сердца; дух мой получит облегчение после того, как я с великим трудом открою всем, что было со мной и что будет для вас. И да, вплоть до воспоминаний того юноши, которым на самом деле был я, о днях его детства, когда няня того Века укачивала его и напевала ребенку немыслимые колыбельные песенки о веселом ясном солнышке, которое, согласно сказкам будущего времени, некогда гуляло по черной тьме, извечно лежащей над Пирамидой.

Такова чудовищная будущность, которую я видел глазами этого юноши.