Ночная Земля

Потом я снова обрел понимание того, что живу, и ощутил часть прежней силы в своем теле. Первым, кого я увидел, был Мастер над Докторами; я немедленно понял, что он разбудил меня и копил мои силы для того Дня и Часа, чтобы я пережил Похороны. Ибо при всей великой своей мудрости, едва только увидев меня, он сразу понял, что я не стану жить после смерти моей Единственной.

И мне принесли свободный и широкий наряд; но я безмолвно отверг его и только озирался по сторонам, обеспокоенный в своей забывчивости. Но Мастер над Докторами не отводил от меня глаз; через мгновение он подозвал помощника и отдал ему приказ. Тогда принесли мне помятую мою броню и костюм, который надевают под нее. И тут я понял, что доволен этим; a Доктор не отводил от меня глаз. И они одели меня в этот мятый и пробитый панцирь. Когда меня одевали, дух мой услышал скорбь и сопереживание Миллионов и познал, что множествами своими они спускаются вниз, в Страну Молчания. И в тот самый миг, когда облачение мое завершалось, я вдруг вспомнил, что так ни разу и не восстал ото сна, пробужденный поцелуем моей Единственной. И боль снова пронзила мою грудь, да так, что я непременно скончался бы на этом же месте, однако Мастер над Докторами поднес к моему носу какой-то флакончик, отчего боль отступила, на какое-то время притупив и мои чувства.

Потом меня на носилках отнесли в Главный лифт, и в просторной камере его была постель, и Доктор велел мне лечь; и я видел: он понимает, что не лежать мне больше в постели, что не ехать снова вверх на этом лифте.

Истинно скажу, что опустела Великая Пирамида; ибо на улицах Городов были видны только Мастера Регулировщики, управляющие передвижением Миллионов. И все эти Мастера стояли рядом с Лифтом, пока миля за милей мы опускались в Подземные поля.

И вот наконец спустились мы в самую нижнюю Страну, Страну Молчания, находящуюся в целых ста милях под поверхностью Земли, имевшую сто миль вдоль каждой из своих сторон и целиком посвященную Памяти Усопших.

И те, кто сопутствовал мне, вынесли меня из Лифта, намереваясь донести меня в носилках до Последней Дороги. Но я встал на собственные ноги, знаком показал, что пойду сам, и протянул руку за Дискосом, который нес один из моих спутников. Ибо Мастер над Дискосами приказал, чтобы все повиновались мне, как знал я то своим духом. И напрягая силы, я пошел по Пути, ведущему к Прощальной Дороге; и Мастер над Докторами шел в нескольких шагах за мной. И в тот час все Люди Мира собрались в этой просторной стране; и все они разошлись по ней настолько далеко, насколько могли видеть мои глаза; и все они видели меня, и эфир трепетал, передавая всю истинную человечность их чувств – доброе и благородное сопереживание и искреннюю симпатию. И вот прозвучал ропот, подобный раскатам дальнего грома, в который сливались голоса Людей. И раскаты могучего хора людских голосов прокатились из конца в конец великого Края Покоя; и настала затем полная тишина.

И я увидел перед собой Место Последнего Покоя, на котором в самом начале Прощальной Дороги лежала небольшая фигурка, укрытая белым одеянием, блиставшим прекрасной работой женских рук, сумевших своим мастерством изобразить Любовь и Честь на этой Похоронной Рубашке. Воистину пошатнулся я на своих ногах, и мне пришлось опереться на Дискос; Мастер же над Докторами мгновенно оказался возле меня и дал мне вдохнуть свое зелье. Однако, сделав один вдох, я отказался, потому что обязан был перенести свою боль – то малое время, которое мне оставалось жить; этим я хочу сказать, что чувства мои были до предела обострены в те считаные минуты, которые мне суждено было оставаться возле своей Единственной. И Мастер над Докторами не настаивал на своем лечении, но, обладая подлинным пониманием, отошел за мою спину.

И вот я дошел до места, на котором мертвой лежала моя Единственная; и Мастер над Монструваканами стоял возле ее ног, облаченный в серый доспех, и держал обращенный вниз Дискос, отдавая сим Честь моей покойной Деве. Рядом же с моей Искренней стояли на коленях две Девы в белых одеждах, одна справа, а другая слева, означавшие Стойкость и Преданность, и были они Девами, потому что девственной была и моя Дорогая; если бы Покойная была чьей-то женой, ее провожали бы матроны. Место же во главе Последнего Отдыха было свободно и предназначалось мне, ибо тот, кто стоял в главе, занимал место Любви, ибо она главенствует, властна надо всем и дает жизнь Верности и Чести. Таков всегда погребальный обычай.

Собрав всю отвагу в своем сердце, я стал возле головы моей Единственной и, опустив глаза, посмотрел на прекрасное белое одеяние: белое – потому что моя Искренняя умерла Девой, однако было оно расшито желтыми Цветами Скорби, как мы называем их; потому что она умерла любимой. И я знал, что к сему чудесному одеянию прикасались руки одних только дев.