– Да нет, у меня все с собой! – выдумал писатель на ходу. – До связи!
– Береги себя, сынок, если что случится – спускайся в любое время дня и ночи.
От последней фразы Гошу бросило в жар. Хотя, скорее всего, то была новая волна недуга, что накрыла его с головой. Положив трубку, Сибирский направился в сторону комнаты, что когда-то была его спальней. Одному богу известно, во что она превратилась за двадцать лет! Неуверенно нажав ручку, парень со скрипом отворил дверь и ахнул. Он думал, что готов ко всему, но от увиденного подкосились ноги. Печь, полыхавшая в районе груди, приняла новую порцию угля…
Время беспощадно к воспоминаниям. Забывается все – и хорошее, и плохое. Даты теряют святость под натиском новых впечатлений. Годы спустя не припомнить, в какой из дней не стало любимого пса или когда случился твой самый первый поцелуй. Важнейшие события меркнут и затираются. Будто нарисованные акварелью, они едва уловимы, почти иллюзорны.
Но тлену подвластна не только память – материальные вещи также не в силах победить течение лет. Их оставляет лоск, они ветшают и в конечном итоге ломаются. По крайней мере не сохраняют первозданного облика даже в условиях музейной заботы. Вот почему Гоша наблюдал привычную обстановку своей комнаты как пугающий феномен. Так не бывает, так не должно быть!
Сибирский бежал из отчего дома почти две декады назад. Этого срока достаточно, чтобы самый роскошный дворец пришел в запустение: чтобы прогнили его дубовые полы, потрескались стекла, а ржавчина разъела металл ворот и сердцевины замков. 7305 дней способны что угодно превратить в развалину – и человека, и его обитель. Но каким-то чудом это правило не сработало в комнате Гоши. Здесь все осталось так же, как и в далеком 2003-м. Никаких перемен с того самого дня, когда будущий писатель спешно покинул отчий дом, убежал босиком без оглядки.
С чего же все началось? Не сказать при всем желании. Зато Сибирский отчетливо помнил, как не смог вынести очередную пощечину, вернее, не оставил ее без ответа. Следующая вспышка – отец размазывает кровь по перекошенному лицу и пятится в свою комнату, будто скрываясь от опасного зверя. А против зверя есть лишь один прием, одно оружие – охотничья двустволка, пылящаяся в продолговатом сейфе. Гоша знал: если не уйдет прямо сейчас, через минуту его мозги разлетятся по потолку. Папа выстрелит не задумываясь, претворит в жизнь излюбленное «Я тебя породил, я тебя и убью».
Все, что удалось тогда схватить, – джинсовая куртка из прихожей. На удачу, в ней оказались кошелек и мобильный телефон с наполовину севшей батареей. Счет шел на секунды. Услышав выстрел где-то позади, мальчишка понял, что не ошибся: отцу окончательно снесло крышу! Это предел. Финиш. Обратно – никак! От напряжения меж лопаток пронзило болью, но Гоша все же выскочил за порог. Часто дыша, он вылетел из подъезда прямиком в новую жизнь…
Удивительно, но карусель испытаний, которая закрутилась после, не стала для Гоши мучением. Конечно, было непросто, но в сравнении с домашним концлагерем даже ночевки в промозглых сторожках и на продуктовых складах с крысами казались терпимыми. Парень ни о чем не жалел. А если и жалел, то лишь о том, что не удалось забрать иные нехитрые пожитки.
Теперь же вот оно, все перед глазами, только руку протяни! В розетке по-прежнему торчит зарядка. На рабочем столе тускло горит лампа. Диванное покрывало слегка помялось от короткого обеденного сна. Фотографии в рамках, книги с закладками, коллекция кактусов на подоконнике, плакаты Rammstein на двери!
Быт десятиклассника сохранился в первозданном виде. Это пугало и в то же время трогало до слез. Усевшись в скрипучее кресло, Сибирский закрыл рот ладонью, хоть и не собирался кричать. Он запросто поверил бы во что угодно, но только не в то, что отец сберег в его комнате все как есть.
Новая волна болезни настигла внезапно. Писателю мерещилось, что его огрели дубиной по затылку. Как минимум голова разболелась соразмерно. Опустившись на колени, Гоша дернул тканевую петлю, что пряталась в складке дивана, разложив его полностью. Новым движением он уронил тело на мягкую поверхность и с облегчением выдохнул. Рифленая подушка влезла под голову, мужчина укрылся пледом и блаженно опустил веки. Напряжение в черепной коробке спало. Не исчезло полностью, но сделалось меньше. Гоше даже почудилось, что он вот-вот уснет.
– Паскуда ты мелкая! Иди сюда немедленно! – приглушенный крик отца раздался где-то за пределами комнаты.
Похолодев от ужаса, писатель замер и прислушался. Должно быть, это первые ласточки надвигающегося кошмара, неприятное воспоминание, что эхом донеслось из прошлого. Частый топот маленьких ножек и хлопок двери обнулили спасительную уверенность. Сибирский слышал, как в его сторону движется нечто. Всхлипы, зарождающийся плач и сбивчивое дыхание. Неизвестный схватил край одеяла и в следующую секунду накрылся им с головой, крепко прижавшись к напряженной спине Сибирского.