Ночное кино

Не прошло и пары минут, мы зацепились за утопленное бревно. Не моргнув глазом, Хоппер залез в воду и, по бедра в грязи, толкнул каноэ. Когда забрался назад, джинсы его были все в иле и странных светящихся водорослях – он, кажется, не замечал и плевать хотел. Он решительно смотрел вперед, будто в трансе, и молотил веслом по озерной траве. Наверняка вспоминал Сандру – здесь, в этой суровой глухой пустоте, сами собой пробуждались сожаления и страх.

Продвигались мы медленно. Болото воняло гнилью – видимо, амбре источали водоросли, и чем дальше мы углублялись в топь, тем они становились гуще. Чтобы одолеть лишний дюйм этой жижи, этого душного коридора меж желтых камышей, весла приходилось вгонять вертикально.

Я глянул на запястье. Пять уже миновало. Меньше часа до заката. В это время мы планировали уже оказаться в «Гребне».

Нора вдруг ахнула, прихлопнула рот ладонью и ткнула пальцем влево.

На камышинке висела выцветшая красная бечевка – кончик болтался в воде. Знакомый натюрморт: Марлоу говорила, что такие бечевки и привели Кордову на ритуальную поляну.

– Мы на верном пути, – сказал Хоппер.

Мы налегли на весла, и дно болота внезапно ушло в глубину, а ил истончился. Словно из ниоткуда возникло неверное, но ощутимое течение. Слышался только плеск воды да шорох трав, что склонялись погладить каноэ по бокам.

– Я вижу ограду, – сообщил Хоппер.

Далеко впереди я тоже различил темный абрис ограды, перерезавшей ручей южной границей поместья.

В двенадцати футах от ограды мы свернули к берегу. Ограда походила на укрепления заброшенной тюрьмы: проржавевшая сетка, колючая проволока по верху. Там, где сетку пересекал ручей, она была жестоко изрублена – ровно так, как описывала Марлоу: заскорузлые концы загибались, открывая треугольную дыру в фут шириной.

– Камер не видно? – спросил я.

Нора поводила биноклем и покачала головой.

Я расстегнул рюкзак, вынул люминесцентную лампочку и вылез из каноэ. И тут же разглядел три провода, горизонтально пересекавших изуродованную сетку. Провода обвисли, а на ближайшем железном столбе вырвались из изоляции.

Цоколем лампочки я потыкал в провода. На первых двух – ничего. Но на третьем, нижнем, лампочка вспыхнула оранжевым и перегорела.

Столько лет – а ток все идет. Я шагнул ближе к ручью, проследил, как провод вяло ползет меж разорванных звеньев сетки, перевешивается через ограду и продолжается на другой стороне.

– Он под напряжением, – сообщил я, вернувшись. – Лампочку мне пережег.

– Убийственная система безопасности, – отметил Хоппер. – Извините за каламбур.

– Не смешно, – возразила Нора, неуверенно глянув на меня.

– Мы пролезем, – сказал я. – По одному и лежа.

Был и другой вариант – вплавь, без лодки мы проскочили бы с легкостью, – но температура вот-вот упадет ниже двадцати градусов, и если мы промокнем по шею, это серьезно подорвет наши силы и затруднит систематический обыск поместья. Проплыть под проводом в каноэ – оптимальный выход; главное лежать ниже бортов. Каноэ из стекловолокна, но по внешнему краю алюминиевый кант. Я, конечно, не электрик, но, по-моему, алюминий наэлектризуется, если его коснется провод.

– Хоппер, – сказал я. – Ты первый.

Он спихнул рюкзак к середине каноэ, лег и скрестил руки на груди.

Мы отошли подальше, нацелили нос в брешь. Может, меня в сумерках обманывало зрение, но едва каноэ заскользило вперед, я, честное слово, увидел, как оградная сетка сжалась, принялась извиваться, точно растение, способное чуять движение жертвы.

В двух футах от ограды нас подхватило и снесло сильным течением; каноэ врезалось в брешь боком, и от удара провод свалился ниже.

– Сейчас коснется, – прошептала Нора.

– Металл руками не трогать, – велел я.

Она подняла весло, я взмахнул своим, втиснул нос каноэ в прореху, и драная сетка заскрежетала. Мы вдвинули лодку еще на несколько дюймов, и тут я заметил, что провод опять опускается – мы в капкане. Я ничего не успел предпринять – он стукнулся о борт каноэ. Я сжался в ожидании белой электрической вспышки.

Ничего.

Я сунул весло в воду, удерживая каноэ ровнее. Проплыл еще с фут. Хоппер уже очутился на другой стороне, провод – у Норы перед носом, сетка скребла по бортам.

– Прошел, – сказал я.

Хоппер сел. Нора подтолкнула к нему весло, подползла ближе и свернулась калачиком.

– На случай если меня стукнет, а мне пора умирать: я вас обоих люблю, и мне никогда в жизни не было так прекрасно.

– Тебе еще не очень пора, Бернстайн, – отозвался я.

Мы поволоклись вперед. Тишина, только плещет вода и скрипит сетка, с трудом нас пропуская. Каноэ на что-то наткнулось под водой, провод опустился и коснулся бортов. Я отчетливо услышал, как вокруг негромко фыркнуло электричество, но тут провод опять поднялся, мы пролезли, и настала моя очередь.

Я лег; вокруг бурлила вода.

– Последнее слово будет? – осведомился Хоппер.

– Постарайтесь меня не убить.

Каноэ дернулось, провод стукнулся о борт в считаных дюймах от моего носа. Проскользнул у меня над головой и исчез.

– Проскочили, – шепнул Хоппер.