Кучка зевак понимает, что продолжения шоу не будет, и даже, возможно, попросят помочь, и живенько рассасывается. Я ничего не понимаю. На полу лежат три тела с бритыми головами. Лежат тихо и не шевелятся. Неужели это я их в последней предобморочной агонии уложил? Вряд ли.
– Эй, парень, ты как? – слышу голос за спиной. Оглядываюсь, вижу клубного вышибалу, большого, румяного с огромными лапищами. Рядом его точная копия пытается поднять одного из моих обидчиков. Но тот висит тряпкой и всё норовит выскользнуть из рук.
– Тяжёлый, гад.
– Да брось ты его, сейчас менты приедут и всех погрузят.
Упоминание ментов прибавило мне сил. Я встаю и пытаюсь пробраться к лестнице, ведущей вниз в зал и дальше к выходу. Охранник мягко сажает меня обратно на стул.
– Э, ты куда собрался?
– Домой, – выдыхаю я, – у меня, наверное, рёбра сломаны. Я пошёл.
Я достаю бумажник, кладу на стол деньги за заказ и пытаюсь встать.
– Сиди, пока милиция не приедет, никто никуда не идёт.
– А зачем милиция? У меня ни к кому никаких претензий, ну побили меня, сам виноват.
– Тебя побили, а вон того убили, – вышибала тычет пальцем в одного из лежащих бритоголовых.
Мысли начинают приходить в порядок, но множество неизвестных не дают сложиться полной картинке. Я помню, как меня ударили, помню, как терял сознание, даже как падал.
Дальше не помню. И во время провала кто-то, надеюсь, не я, завалил троих кабанов, и одного даже убил. Кто и почему? Вернее, зачем?
Я замечаю лежащий на столе фотоаппарат – «Мальборо», прячу в карман. Кто-то отобрал его у этих парней и аккуратно положил на стол.
Охранники всё пытаются привести в чувство одного из поверженных качков. Усаживают его за соседний стол. Он мотает головой, мычит и с трудом пытается не свалиться со стула.
Кто же смог справиться сразу с тремя быками, закалёнными бандитскими разборками? Я подзываю одного из вышибал.
– А кто их так? – спрашиваю его.
– Самому интересно. Не ты, случайно?
– Очень смешно. Посмотри на меня.
Он бросает критический взгляд на мою далеко не спортивную фигуру.
– Мда, хотя Брюс Ли вообще был шклявотиной. Хрен, вас, каратистов разберёшь. Свидетели все растворились.
– А что, и правда убили кого-то?
– Да, вон этого, – он указывает на тело. Теперь я вижу, что парень мёртв. Он лежит, широко раскинув руки, голова неестественно наклонена набок, глаза открыты. Это тот, что ударил меня. Во мне просыпается профессионал, я достаю камеру, с трудом встаю и подхожу к трупу. Делаю несколько кадров, затем фотографирую второго, лежащего без сознания в позе эмбриона и третьего, скрюченного за столом. Фотографирую почти в упор его помутневший взгляд, струйку крови из носа, слюнявые губы. Хочется врезать по ёжику на затылке, но сдерживаю себя. Вышибалы не мешают, только перекрыли мне путь к выходу, чтобы я случайно не попытался сбежать.
Народ внизу заметно поредел, посетители потихоньку сваливают. Видимо слух разошёлся и никто не хочет связываться с милицией.
Внезапно замолкает музыка и включается свет. Вижу внизу людей в форме, бесцеремонно возвращающих в зал тех, кто не успел свалить. Шум, гам, лай овчарки, к нам на балкон поднимается целая бригада в шлемах и бронежилетах. В голове у меня мутнеет, вижу, что охранники указывают на меня пальцем. Всё плывёт перед глазами и я снова падаю в обморок.