Ночной карнавал

Она взяла себя за подол платья и во второй раз за вечер медленно стала поднимать его вверх, задирать, обнажая щиколотки. Голени. Колени. Бедра. Женское средоточье. Низ живота. Живот. Вот он, живот Мадлен. Белое Солнце. Горячечный песок. Холодная Луна. Раскаленная пустыня. Серебряная планета в черноте ночи. Это ее танец живота. Неподвижный. Безмолвный.

И бывший татуировщик Воспитательного Дома, наглый негр, открыв рот, смотрел на свою работу, прямо в немигающий, огромный, раскинувшийся царским шатром в безлюдной степи, черный и синий, тщательно выколотый Третий Глаз, глядящий с живота Мадлен на безобразие и красоту мира.

Он опустил мешок на пол. Развязал. Дети выпрыгнули. Раскатились, как горох.

— Твоя взяла, — выхрипнул он. — Ну, здравствуй. Гора с горой не сходится. А тут… Богатая ты стала, гляжу.

— И ты тоже не ударил в грязь лицом.

— Зачем тебе дети?.. Родить, что ли, не можешь?..

— Не твое дело.

Негр подошел к ней и потрогал ее оголенный живот.

— Хорошая работа, — произнес он со вздохом. — Отличная работа. Это живопись. Здесь я себя превзошел. Хоть ты и вырывалась. И кусалась. Вот. До сих пор остался след. — Он показал ей запястье с белым шрамом. — Живешь в Пари?

— Да.

— А я вот все здесь никак не привыкну. Клуб держу, а дом… — Вздохнул. — А дома так и нет. Не построил. Хотел жить на берегу моря… океана… Живу в отелях… в самых лучших… плевал я на эту роскошь… — Гадливо сплюнул. — Денег полно, а ничего не хочу. Ничего. — Осклабился. — Так детей хочешь забрать? А если я не отдам? Они-то мне нужны. А тебе… к чему?.. такой холеной… У тебя жизнь жемчужная… парчовая… а мы пашем, как волы…

«Я тоже пашу свою пашню», - хотела сказать она и не смогла: рыдания перехватили горло. Она опустила платье. Синяя парча скользнула до полу, закрыв тайну Мадлен.

Она повернулась к негру и вышла из-под лестницы, из темноты, в шевеление людского безумия, в разводы табачного дыма, под красные вспышки все никак не гаснущей люстры.

Люди танцевали, обнимаясь. Это был медленный танец. Блюз. Синий танец, синий, как ее глаза. Надо закрыть глаза, чтобы не видели слезы в них. Больно. В очередной раз ей сделали больно. Ну ничего. Она переживет. Не такое переживали. В каком стиральном корыте простирают ее, как грязную портянку?!

Ее подхватил незнакомец. Притиснул к груди. Она почуяла запах бурбона — самой крепкой водки, известной в Пари, напитка старых королей. Бурбон был крепче коньяка, крепче рома. Бутылка стоила очень дорого.

По карману же тебе, ловелас. Не жми меня к себе так сильно. Кости сломаешь.

Они медленно, призрачно, как в полусне, двигались по табачному залу в ленивом, бредовом танце, и время стекало, как мед с ложки, как смола с соснового ствола.

Они молчали. Музыка затемняла сознание. Заствляла содрогаться переливы мышц. Извивы сухожилий. Гнала кровь по кругу то медленнее, то быстрее, разжигая внутри тайный, медленно разгорающийся, страшный, тлеющий красным углем черный огонь.

Когда мужик, пахнущий бурбоном, уже приблизил губы к ее губам, готовясь поцеловась этот податливый, жарко дышащий, ало раскрытый рот, ее внезапно перехватил другой. Музыка сменилась. Стала более жадной, устремленной. Звуки текли вдаль перекатами и порогами, обрывались водопадами в пустоту. Захлестывали танцующих волнами. Проникали в сердца обнявшихся возгласами страстной трубы.

Не успела Мадлен окончить танец с тем, кого она не видела — ее глаза были закрыты… она не хотела никого видеть… ни на что глядеть… — как ее подхватил новый кавалер; он был нежнее и настойчивее, чем прежние, он вертел Мадлен и крутил, он нашептывал ей на ухо слова пошлой, из века в век повторяющейся людской страсти, а она не слушала их, не слышала, и он вел ее в танце дальше, дальше, глубже вворачивая в колыханье морской толпы; о, я хочу утонуть с тобой!.. закружиться!.. уснуть и не проснуться!.. ты моя мечта!.. моя звезда!.. моя тайна… мое второе я…

Что он там бормочет?.. какая тайна… все давно уже раскрыто… в мире больше нет тайн… все известно… все давно умерло…

Она не открывала глаз. Музыка томила. Увлекала. Тянула за собой в бездну. Чьи-то руки опять подхватили ее. Ее?! Ее косное тело. Оно еще движется. Оно еще танцует. Оно еще дышит. В нем бьется жизнь. Но это мираж. Обман. Это видимость. Где ее жизнь?! Где осталась она, ее жизнь, Владимир?!.. Она не живет. Она передвигается. Ты моя жизнь. Ты мое все. С кем я?! Зачем я здесь?! Я должна быть с Тобой. Я с Тобой. И без Тебя. Чужие руки держат меня. Чужие губы впиваются в меня. Почему Ты не можешь взять меня с собой?! Почему я не могу уйти с Тобой?! Когда это будет… и будет ли?.. Надейся, жди, молись… Ее тело уже не может молиться. А душа?..

Чужие руки и губы выпили ее душу.