Ночной нарушитель (сборник)

Потянувшись сладко, будто маленькая девчонка, не вышедшая из детсадовского возраста, Лена спросила с надеждой:

– Ну что, наши вернулись?

Тетя Дина посмурнела.

– Нет. Видать, сложности какие-то у них… Хотя подмогу они, я спрашивала у дежурной по связи, не вызывали, – она прислушалась к вою, раздающемуся за окном. – Пурга видишь, как разыгралась.

Лена поежилась.

– Я первый раз в жизни сталкиваюсь с такой пургой.

– Пурга все и осложнила, – знающе произнесла тетя Дина и умолкла с вытянутой головой – она ловила, фиксировала все звуки, раздающиеся на улице, озабоченно шевелила губами, словно бы она, а не капитан Шемякин командовала этой заставой.

До них донесся хмельной хохот, будто куражливый мужик с дубиной собирался разнести помещения заставы, грозил людям, реготал довольно, никак не хотел отступиться от них, размахивал орудием, вселяя ужас и тревогу. Лена поежилась вновь.

– Страшно!

– Тебе не холодно? – спросила тетя Дина. – Не то я принесу одеяло. Есть одеяло ватное, стеганое, есть из верблюжьей шерсти, есть американское, двойное, очень легкое – наверное, тоже верблюжье…

– Нет-нет, тетя Дина, спасибо большое… Я не замерзла.

– Лен, есть хорошее правило: дают – бери, бьют – беги.

– Нет-нет, тетя Дина, это не для меня. Я и вправду не замерзла.

– Ну как знаешь, милая. Мое дело – предложить, твое – отказаться.

За стенами вновь взвыл ветер, в окна шибануло твердой мерзлой крупкой, так шибануло, что затряслись не только рамы – задрожал даже пол, а абажур, висевший на длинном, собранном в спираль проводе, закачался, словно живой. Пурга продолжала набирать силу, грохотала, ярилась, запечатывала все живое в землю, в снег, в тесные и такие хлипкие жилые стены.

1 января. Контрольно-следовая полоса. 2 час. 40 мин. ночи

Удачливый Ли терял сознание. Когда открывал глаза, перед ним плавали красные и оранжевые круги, сквозь снег сочился дым, также красный, страшный, Ли издавал стон и вновь закрывал глаза.

Иногда плавающие круги исчезали, перед глазами вспыхивал неземной свет, очень яркий, и Ли видел Сеул, – почему-то каждый раз берег Хангана, рыбаков, стоявших с длинными удочками-телескопами у самой воды на фоне нескольких городских мостов, в глотку ему стремительно натекали слезы. Ли давился ими и вновь терял сознание.

1 января. Контрольно-следовая полоса. 2 час. 41 мин. ночи

Хоть и ворочала пурга огромными массами снега, лопотала что-то на своем тарабарском наречии, творила заклинания, стараясь запечатать все живое, умертвить, не оставить нетронутыми ни одной щелочки, чтобы и шансов на жизнь не было ни кого, и следов чтобы тоже не было, а следы все-таки остались.

Их было мало, очень мало, по ним даже сориентироваться было нельзя, – можно и голову сломать, и глаза, и дыхание, и чутье, – и все-таки следы были.

Где-то рядом с парой Коряков-Лебеденко работали люди, работали собаки, но они были невидимы и неслышимы, они даже не ощущались, но они были, они также упрямо искали нарушителя и, несмотря на бесовские потуги пурги, фиксировали каждую зацепку, каждый малый след, попадавшиеся им на глаза – делали все, чтобы найти человека.

Коряков проверил край контрольно-следовой полосы, в двух местах выходил за пределы ее, углублялся в снег, погружался в него почти по горло, потом возвращался назад и отрицательно мотал толовой:

– Не то… все не то.

Еще в одном месте он также совершил бросок в сторону и очень скоро вернулся, отстегнул от пояса прочный капроновый шнур, дал один конец напарнику, второй зацепил себе за ремень, проверил, надежно ли защелкнулся карабин.

– Петро, подстрахуй… Без страховки не обойтись.

Лебеденко сел на снег, всадил каблуки высоких шнурованных теплых ботинок в закраину полосы, уперся в нее.

– Все, можно идти, товарищ лейтенант.

– Я пошел, – Коряков, увидев, что Найда пристроилась к ноге хозяина, плоско легла рядом, улыбнулся понимающе, в тот же миг сверху свалилась целая копна снега, накрыла напарника вместе с собакой, и они исчезли. Лишь серая шевелящаяся гора возникла на их месте. Коряков не стал ждать, когда напарник раскопается, двинулся по пробитому следу, потом остановился, посветил фонарем напарнику, Лебеденко посветил из снега ответно, и лейтенант, успокоившись, стал продвигаться дальше. Он шел, ставя подошвы ботинок перпендикулярно ходу, чтобы не сорваться вниз, на лед реки, когда поперек – лучше бывает зацеп, – дошел до края своего следа, огляделся, потом развернулся другой стороной, также огляделся.

Следы, обнаруженные раньше, ни к чему не привели. Коряков привык доверять не только тому, что видит, неким зримым фактам, совершенно неоспоримым, но и чутью. Если у человека есть собачье чутье, то эта штука такая же неоспоримая, как и зримый след. Коряков считал, что чутье у него – собачье. А чутье подсказывало ему, что сейчас он находится на верном пути.