Ночной поезд на Марракеш

Пока они ждали Ахмеда, Викки буквально сходила с ума. У нее болело все тело, ломало мышцы, на грудь давила свинцовая тяжесть. Она, как загнанный зверь, металась по кухне, яростно грызя ногти и игнорируя все предложения выпить чего-нибудь прохладительного. Почему не едет Ахмед? Почему не едет Ахмед?

Викки не находила себе места, ожидание превратилось в агонию, но часы тянулись мучительно медленно.

– Прошу прощения. – Ахмед появился с большим опозданием и выглядел непривычно взволнованным. – Я проколол покрышку. Я…

– Ой, Ахмед! – вскричала Викки. – Какое счастье, что ты уже здесь!

Элиза перебила дочь, поинтересовавшись, где нашли тело девушки, но Ахмед лишь покачал головой:

– Совершенно точно не в окрестностях касбы, но больше я ничего не знаю. Полиция ничего не говорит. Ни Клеманс, ни мне.

– Хорошо. – Взяв жакет и сумку, Викки сказала сдавленным голосом: – Все, поехали.

Ахмед снова покачал головой:

– Слишком темно и слишком сильный ветер в горах. Мы выедем на рассвете.

Этта предложила устроить его у себя на ночь, но он отказался:

– У меня тут двоюродные братья. Я переночую у них. Не волнуйтесь. Я буду здесь еще до рассвета.

Викки рухнула на стул, чувствуя себя абсолютно убитой. Как выдержать столь долгое ожидание?

Глава 39

Касба дю Паради

Клеманс

Ближе к вечеру Клеманс увидела, как Джек, неестественно выпрямившись, направляется вслед за полицейским в сторону крутой горной тропы. Они собирались в Марракеш на опознание тела молодой женщины, белой женщины. Клеманс чувствовала, что вот-вот разрыдается. Более душераздирающего зрелища невозможно было себе представить. У нее перехватило дыхание, и она поспешно отвернулась.

Услышав новости, Флоранс застонала. Сбылись все ее потаенные страхи. Она протянула вперед руки, словно пытаясь схватить Беа и каким-то чудом вернуть пропавшую дочь. Но, осознав, что хватает лишь воздух, побрела на подкашивающихся ногах в ванную, где ее вырвало. Но она не плакала. Пока не плакала.

Клеманс попросила Ахмеда съездить в Марракеш за Викки и ее матерью. Элен с Этьеном все еще оставались в Высоком Атласе. Они собирались заночевать в отдаленной хижине в горах, и связаться с ними было невозможно.

Клеманс закрыла за собой дверь флигеля. Надия согласилась присмотреть за Мадлен, которая энергично отбрыкивалась от них обеих, не на шутку разбушевавшись. Периоды спокойствия все чаще сменялись подобными вспышками исступления. Фрустрация, думала Клеманс; недовольство своим состоянием, недовольство жизнью, недовольство женщиной, которая то являлась ее дочерью, то не являлась таковой. Настроение Мадлен могло меняться в мгновение ока. Клеманс не хотелось надолго оставлять мать с Надией, но прямо сейчас на первом месте стояла Флоранс.

Немного побродив по саду, Клеманс снова вернулась в дом. Флоранс она нашла в гостиной. Убитая горем мать сидела у окна с чашкой кофе в руках и смотрела в окно.

– Значит, вы решили не ехать с Джеком в Марракеш? – осторожно спросила Клеманс.

Флоранс посмотрела на нее пустыми глазами:

– Я не смогла.

– Могу ли я вам чего-нибудь предложить? Бренди? Как насчет того, чтобы добавить чуть-чуть бренди в кофе?

Флоранс едва заметно кивнула.

Клеманс достала из шкафчика с напитками бутылку, щедрой рукой плеснула в кофе бренди и, вручив чашку Клеманс, сказала:

– Может, присядете? Так вам будет удобнее.

– Я хочу посмотреть на ветер.

– Тогда я поставлю перед окном пару стульев, и мы с вами посмотрим вместе. Ветер дует с юга Марокко, хотя летом он редко бывает таким сильным, как сейчас.

В наступившей тишине было слышно, как Клеманс придвигает к окну два стула, а затем маленький приставной столик из кованой меди.

Когда женщины устроились у окна, Флоранс, быстро осушив свою чашку, задумчиво произнесла:

– Иногда мне кажется, будто со мной постоянно что-то происходит помимо моей воли. Всю мою жизнь. Происходит нечто такое, чего я вовсе не провоцировала. У вас никогда не возникало ощущения, будто вы вообще не в состоянии что-то контролировать?

– Постоянно.

– Джек твердит мне, что я должна принимать жизнь такой, какая она есть. Но если ты мать, это весьма непросто. Ведь всегда хочется сделать так, чтобы ничто не могло навредить твоему ребенку. Хочется опекать его. Защищать от страданий. Даже если логика подсказывает тебе, что это невозможно. – Немного помолчав, Флоранс продолжила: – Я больше не способна что-либо чувствовать. Я оцепенела. Заледенела. Жду, когда придет ярость, когда придет боль, но ничего не происходит.

Клеманс слушала и не находила подходящих слов, чтобы помочь несчастной матери. Да и что тут можно сказать?

– У меня внутри все как будто наполовину умерло. Умерло. Почему?

– Думаю… это шок, – ответила Клеманс.

Бросив на нее отчаянный взгляд, Флоранс прижала ладонь к сердцу:

– Я должна хоть что-то чувствовать. Мне необходимо хоть что-то чувствовать.

– Это просто защитный механизм. Когда мы будем знать наверняка…

Флоранс рассмеялась отрывистым горьким смехом, ее лицо стало жестким.

– Вы что, действительно верите, что есть хоть какая-то надежда?