Ночной поезд на Марракеш

– Не знаю. Не знаю, могу ли я вас утешить.

– Нет. – Она помолчала. – Нет никакой надежды. Вы знаете, я балансирую на грани безумия. – Флоранс прищурила глаза и, озадаченно покачав головой, добавила: – Еще немного, и я действительно сойду с ума. – (Клеманс осторожно дотронулась до плеча Флоранс, но, увидев, что та не реагирует, убрала руку.) – Жизнь слишком невозможная вещь. То, как мы любим наших детей! И даже готовы за них умереть. Но, несмотря ни на что, мы можем их потерять на раз-два-три. – Она щелкнула пальцами.

– Да, – прошептала Клеманс, которая, как никто, понимала, о чем идет речь.

Флоранс подняла на нее глаза и тут же перевела взгляд на взъерошенные ветром кусты.

– В мгновение ока. Тем не менее мы живем так, словно с нами ничего страшного не произойдет. Словно все плохое происходит только с другими людьми. – (Клеманс не ответила, хотя знала, что Флоранс абсолютно права.) – После всего пережитого во Франции, после ужасов войны, после казни Виктора прямо на наших глазах уж кто-кто, а я должна была понимать, что это не так. Ужасные вещи могут случиться с каждым из нас. В любое время.

– Ну и какой выход? – Упоминание имени Виктора стало для Клеманс словно ударом под дых. Ее лишили возможности любить сына, когда он родился, но ощущение пустоты осталось с ней навсегда. – Вообще никого не любить и постоянно жить в страхе?

– Когда мы сошлись с Джеком, он был ужасно замкнутым. Видите ли, он потерял маленького сына во время войны.

– Какой кошмар! – Клеманс подумала о мужчине, идущем вниз по тропе.

Наверняка он сейчас с ужасом представляет, что, возможно, потерял и второго ребенка.

Флоранс покачала головой:

– Скажите на милость, как нам теперь все это пережить? У меня даже нет сил дышать.

– Да, это понятно. Но вы справитесь.

Флоранс обратила на Клеманс умоляющий взгляд своих огромных серо-голубых глаз:

– Но как? Каким образом?

– Когда мы будем уверены… в том или ином исходе… вы будете пробовать жить дальше, шаг за… – Клеманс осеклась, хорошо понимая: что бы она сейчас ни сказала, это будет неуместно.

Однако Флоранс, похоже, ждала ответа. На ее лице было написано неприкрытое отчаяние. Ни один родитель не ждет, что столкнется лицом к лицу со смертью своего ребенка. Ни один родитель не должен сталкиваться с подобным. И тем не менее это происходит. Причем постоянно.

– Я так устала от неизвестности. Иногда мне даже начинает казаться, что ее смерть станет для меня облегчением. – Флоранс покачала головой. – И какая нормальная мать на такое способна?

Клеманс осторожно взяла ее за руку, пытаясь успокоить, хорошо понимая, что не может найти подходящих слов утешения.

– Мать, которая безумно любит свою дочь, – наконец сказала Клеманс, но Флоранс, похоже, не слышала.

– Я ненавидела себя, когда это случилось со мной во Франции, – сказала она. – Клеймила себя за то, что сделали те отморозки. Обвиняла себя. Уверена, вы меня поймете.

– О да.

– Я и сейчас чувствую себя виноватой.

– Нет, моя дорогая. Вам не за что себя винить.

– Но я не уберегла свою дочь, – прошептала Флоранс и разрыдалась.

Клеманс принялась бормотать что-то успокаивающее, и в этот самый момент в комнату ворвалась Мадлен.

– Летучие мыши! Летучие мыши! – пронзительно верещала старая дама, тряся седыми космами.

Вслед за Мадлен в гостиную вошла расстроенная Надия:

– Мадам, извините, пожалуйста, за вторжение.

Клеманс со вздохом поднялась и, жестом велев Надии остаться с убитой горем Флоранс, поспешно вывела Мадлен из комнаты.

В ту ночь завывание ветра не давало Клеманс уснуть. Она долго лежала без сна, пока ее не сморила усталость. А когда она очнулась от осторожного стука в дверь спальни, за окном еще было темно, но ветер стих. В ожидании плохих новостей Клеманс взяла лампу, отперла дверь и не поверила своим глазам – на пороге стоял Тео. Вид у него был усталый, голубая рубашка помята, светлые льняные брюки в пыли. Судя по всему, он не знал, какой прием его здесь ждет.

– Прости, – сказал он. – Я все же приехал. Не мог не приехать, когда узнал, что нашли тело женщины. Это…

– Нам не стоит разговаривать в коридоре. – Приложив палец к губам, Клеманс увлекла Тео за собой в спальню.

Они стояли практически лицом к лицу. Тео встревоженно вглядывался в лицо Клеманс, которая едва сдерживала слезы облегчения.

– У нас пока нет других новостей. – Она не знала, что говорить.

Нет, она знала, что хочет сказать, но, не осмеливаясь вымолвить сакраментальные слова, слегка попятилась. Почему он здесь? Неужели он к ней вернулся? Или?

– Я… – Невысказанные вопросы повисли в воздухе.

И тишина.

Но затем Тео взял лицо Клеманс в свои ладони – в свое время он всегда так делал – и поцеловал в губы.

– Тео… – произнесла она, когда он разомкнул объятия.

Он покачал головой:

– Нет.

– Что?