Ночной театр

Горелка негромко гудела; аптекарь сидела, смотрела на кольцо огня. В темноте казалось, будто оно висит в воздухе. Даже не верилось, что такая красота способна обжечь. Так и хочется зачерпнуть пламя ладонями, спрятать в карман, подумала девушка.

Аптекарь нашарила под плиткой миску с крышкой, которую спрятала там днем. В миске еще оставалось немного бхинди[8]. Девушка набрала половину медной мисочки, поставила на огонь. Остальное — сагибу: вдруг тоже проголодается. Как хорошо, что она догадалась напечь к обеду побольше чапати. Она развернула две лепешки, хотела намазать сливочным маслом, но не сумела вспомнить, куда поставила банку, а свет включить не решилась, чтобы не привлекать внимание мертвецов.

Она положила чапати без масла к бхинди и уселась на пол, скрестив ноги. В проникавшем из коридора лучике света ей была видна миска. Некогда дед учил аптекаря пережевывать каждый кусочек тридцать два раза, по одному на каждый зуб. На такие церемонии есть время разве что у стариков, но сейчас можно было и попробовать. Чем дольше она жевала бхинди, тем более липким и безвкусным оно казалось. Чего-то в нем недоставало — то ли соли, то ли имбиря, хотя днем было вкусно. Но девушка была голодна, а потому доела все, что лежало в миске, и вытерла ее куском чапати, после чего тихонько ополоснула под краном.

Аптекарь подумала, что заснуть ей вряд ли удастся, как ни пытайся, вышла в коридор, уселась на скамью напротив отца с сыном и зажала руки между коленками. Мертвые смотрели на нее; у лампы дневного света над их головами жужжали насекомые.

— Я… я бы вам тоже предложила поесть или хотя бы чаем напоила, дала бы вашему сыну печенье. Но сагиб сказал, что в вашем положении нельзя…

— Мы не едим, — перебил учитель. — И не нуждаемся в пище. Но все равно спасибо. Поедим, когда будем живы, — и он похлопал сына по плечу.

— Если вам что-нибудь нужно, зовите, я буду…

— Извините меня за… за то, что я сделал.

— За что же?

— За то, что я схватил вас и зажал вам рот. Я не хотел причинить вам боль. Испугался, что вы закричите.

— Я и кричала. Только молча.

Мужчина кротко улыбнулся.

— Надеюсь, вы нас больше не боитесь.

Аптекарь крепче прижала друг к другу ладони.

— Нет, уже не боюсь.

Больше ей сказать было нечего, да и учителю, видимо, тоже. Она встала.

— Вы в городе учились?

— Я?

— На аптекаря. В университете?

— Да я, в общем, никакой и не аптекарь. Образование у меня среднее, специального не получала. Просто сагибу нужен был помощник, а кроме меня, в деревне никого не нашлось. Вот мы с мужем ему и помогаем. Сагиб записал меня аптекарем, чтобы контора выплачивала мне зарплату.

— Правда? Никогда бы не подумал. Вы так уверенно ассистировали ему во время операции, мне показалось, вы знаете все инструменты, сагибу даже ни разу не пришлось ничего вам объяснять. Сколько же вы с ним работаете?

У аптекаря горели уши. Она села обратно на скамью.

— Два с половиной года. С тех самых пор, как вышла замуж и переехала в эту деревню. Сагиб искал помощника, который умеет читать и писать. Английского я не знаю, но сагиб научил меня, как называются лекарства и инструменты. Он записывает названия, а я каждое утро их повторяю. Сразу после молитв.

— Давно здесь сагиб?

— На полгода дольше, чем я.

— Всего-то? А до него кто был?

— Да никого. То есть был врач, но сельчане говорили, мол, что он есть, что его нет. Приезжал два раза в месяц, записывал что-то в бухгалтерских книгах и уезжал. И так много лет. Власти это не волновало. А потом тот доктор исчез, уж не знаю, что с ним случилось, и прислали сагиба. Он просиживал в лечебнице дни напролет, даже если не было пациентов. Сельчане сперва не знали, что думать. Боялись, что он обманом вырежет у них органы и продаст богатым. А зачем еще доктору переезжать из города в глухую деревню? Сагиб платил моему мужу за то, что тот чинил трубы и проводку, а когда после свадьбы я перебралась сюда, нашел работу и для меня. Раньше-то здесь было пустым-пусто, голые стены да паутина. А теперь красота, — девушка указала на потолок, приглашая мертвых убедиться, в какой чистоте она содержит лечебницу.

Раздался пронзительный свист, аптекарь подпрыгнула и едва не упала со скамьи. Но это был всего лишь автоклав. Учитель с сыном тоже вздрогнули; мальчик первым оправился от испуга, рассмеялся и шлепнул отца по руке — мол, трусишь, как мышь. Аптекарь невольно уставилась на их подошвы.

Учитель пошевелил пальцами ног:

— Нет, мы не ходим пятками вперед.

Девушка смущенно прикрыла рот рукой:

— Я ничего… мне просто мама говорила, много лет назад…

— Да-да, я тоже слышал такие истории. Якобы призраки ходят пятками вперед. И боятся зеркал, потому что не отражаются в них. Можно подумать, жизнь и смерть настолько просты: переверни любую мелочь вверх ногами, и живое становится мертвым. Все эти байки про призраков — самые обычные россказни.