Ночные бдения

Когда я впервые увидел его, то был приятно удивлен: не старый еще, но с жидкой полуседой бородой и плешинкой, спокойный, подтянутый, с мягкими и умными глазами, одетый в длинную серую хламиду, с пачкой рулонной бумаги в руках, – он был похож на колдуна из сказки, а болтавшаяся на груди бляха с изображением Светлоокого (я видел такую же у Донджи) лишь усиливала это впечатление.

– Простите, – сказал он, откашлявшись и приложив руку к груди, – это место не занято? – и он указал на пустующее место Навуса.

– Отныне нет, – пытаясь скрыть интерес к старику и жалость к Навусу, ответил я. – Сегодня бывшего хозяина этого места казнят.

– О! – только и ответил старик и начал раскладывать бумажные свитки.

Эти-то свитки и заинтересовали меня необыкновенно. Я еще ни разу не видел, чтобы на базаре продавали подобный товар.

– Что это? – спросил я, указывая на бумагу.

Старик улыбнулся в бороду и ответил:

– На этих свитках написана Книга Мира!

– Что такое Книга Мира? – спросил я.

– Как?! Вы, отец, не знаете, что такое Книга Мира?! – изумленно воскликнул он, привлекая любопытные взгляды. – Откуда же вы свалились?

Опять я попал впросак, так и не бросив привычку задавать вопросы. Я молчал, безуспешно пытаясь найти ответ, но тут враг пришел мне на помощь.

– Он настоящий хот, не то, что ты, он не читает мерзких имперских книжонок, – презрительно бросил Тондо.

Старик ничего не ответил Тондо и вновь обратился ко мне:

– Как ваше имя, настоящий хот? – несколько насмешливо спросил он.

– Андрэ – мое имя.

– Андрэ? Удивительное имя. Никогда не приходилось слышать. Но оно ведь не хотского происхождения?

– Нет, не хотского, – огрызнулся я.

– Тогда вы не настоящий хот. Настоящие хоты называют детей хотскими именами, а ваши родители выбрали какое-то странное звукосочетание, не имеющее смысла.

– Нормальное имя, – недовольно пробурчал я, мечтая отделаться от навязчивого старикашки.

– Никак не хотел вас обидеть, многоуважаемый Андрэ, – смиренно проговорил он. – Но раз уж мы заговорили об именах… Я ношу настоящее хотское имя, хотя и не считаю себя таковым. Позвольте представиться – Пикетаремал, или Пике, – что означает «провидец».

Меня, как ледяной водой из ушата, обдало, когда я услышал его имя. Пике! Много ли найдется подобных имен? Хотелось спросить, но рисковать я не стал и пошел обходным путем:

– О! очень распространенное имя. В моей деревне было, по меньшей мере, трое с таким именем.

– Трое? Удивительная деревня. Я за всю жизнь не встретил кого-либо, носящего такое же, как у меня имя, – парировал Пике. Меня во второй раз обкатило водой. – Хотел бы я побывать в вашей деревне, – в третий.

– Это невозможно, – ответил вместо меня Тондо, видя, что я ступорозно молчу. – Его деревня сгорела, ее сожгли мерзкие имперцы.

– Не разделяю вашего отношения к ним, – промолвил Пике, бросая на меня удивленные взгляды. – Имперцы ничем не хуже хотов, так же, как и хоты не лучше имперцев.

Тондо расхохотался.

– Ради всего святого, хот Андрэ, не слушайте этого чокнутого, он всему базару прожужжал уши идеями о мире. Имперцы заняли нашу землю, заставили наш народ прозябать в нищете, пусть теперь, когда Император обратил милостивый взор на хотов, имперцы покончатся в бедствиях! Пусть теперь они умоляют нас о милосердии!

Я никогда еще не видел Тондо в таком аффекте и не мог поверить глазам – он весь был праведный гнев.

– Почему я должен торговать этим дерьмом, вместо того, чтобы выращивать зерно на самых плодородных землях, занятых имперцами, почему я должен пресмыкаться перед всяким сбродом, вместо того, чтобы повелевать этими рабами от рождения! И я еще буду помыкать ими, хоты покажут, на что они способны, и кто хозяин. Теперь, когда сила набожника стала могучей, что смогут сделать глупые повстанцы, представляющие собой кучку голодных отрепышей.

Тондо торжествующе засмеялся. Мы с Пике потрясенно взирали на потерявшего весь свой достойный вид и корчившегося от ненависти достопочтенного хота.

Пике отвернулся и принялся раскладывать свитки – работа, прерванная нашей небольшой, но весьма плодотворной беседой. У меня также появились покупатели, а Тондо все сидел с блуждающей по лицу дьявольской улыбкой.

Мне никак не давал покоя вопрос: за что же они так друг друга ненавидят? В чем кроются корни этой удивительной по своей разрушающей силе вражде? Власть у них одна, угнетает всех одинаково, религия одна, культура одна. Так из-за чего?

Так мы за весь день больше не обмолвились ни словом. Только вечером, собирая свитки, Пике вежливо попрощался со мной.

Весь день и весь вечер я был будто ошпаренный. Еще свежо было в памяти воспоминание, как Жука, корчась в предсмертных судорогах боли и испытывая жажду, умолял меня найти хота Пике, живущего на Базарной улице и спасти этот треклятый мир. Я не собирался выполнять его просьбу, потому что она была абсурдна, и я ни в малейшей степени не мог помочь этому не моему миру, к тому же я и сам нуждаюсь в помощи.