Центральный базар был таким, какого я никогда в жизни не видал, и все же он был похож на все остальные базары. Его дух чувствовался за два квартала: шум, немыслимое сплетение ароматов, толпы делового и праздного народа, поток повозок, пустых и груженых.
Базар был разделен по секториям. С одной стороны торговали оружием: смертоносные клинки слепили глаза блеском в потоке яркого солнечного света; в основном мужчины составляли толпу любопытствующих и пришедших за покупками. Это были военные или просто заботящиеся о безопасности. Меня не особенно интересовал этот угол, оружие у меня было, а вот продавать его никто не взял седовласого старца.
Потом я забрел на распродажу тканей, шкур и мехов. Неловко было чувствовать себя среди пестрой толпы женщин, составлявших основу покупательниц и продавцов. Нечего было мне делать и на торговле скотом – я не разбирался в этом.
Купив пару булочек в ряду хлебопеков, я уныло поплелся дальше: определенно, никто не обращал внимания на просьбы принять меня на работу. Люди подозрительно косились на мои седины и весьма вежливо отказывали, никто не хотел связываться со старикашкой, который, судя по всему, вот-вот откинет копыта.
Таким образом, я дошел до конца базарной площади. Вдоль узких проходов тянулись ряды торговцев – не внушающих доверие личностей с острыми или мутными бегающими глазами. Здесь торговал всякий сброд всем, чем только можно торговать за весьма сходную цену. Это были старые, ненужные либо ворованные вещи, наличие которых вызвало бы очень разумные подозрения, вздумай ты их продавать в другом месте, но здесь сбыть можно было все.
Я немного потолкался в толпе, но поняв, что и здесь мне ловить нечего, угрюмо поплелся мимо заполненных рядов к выходу с базарной площади. Скопление народа здесь было большим, пройти было сложно из-за наполненных покупками тележек, скота, скарба и бесцеремонности людей, отталкивающих друг друга, в спешке стремясь пройти первыми.
Я не спешил, но оказывая уважение моим сединам, люди любезно уступали мне дорогу. Какая-то толстая баба, еще минуту назад с остервенением поливавшая бранью нерасторопную соседку, с милой улыбкой пододвинулась, давая мне пройти. «Если бы так же они жаждали дать мне работу!» – с отчаянием подумал я.
Вдруг впереди в толпе послушался шум и возмущенные крики, какая-то женщина громко воскликнула, и голос ее покрыл все другие шумы:
– Держи вора!
Толпа заколебалась, и из нее с завидным проворством выскочил оборванный мальчишка-карманник. Оглянувшись на преследовавшую его женщину с палкой, он на всей скорости врезался в меня, и… мы упали. Я тихо стукнулся головой о каменную базарную площадь и почувствовал, что проклятая темнота затягивает в какой-то мозаичный круговорот, все завертелось, завертелось, и я очнулся.
Женщина, которая с дубиной преследовала мальца, стояла передо мной на коленях и брызгала в лицо какой-то приятно пахнущей жидкостью. Толпа сомкнулась вокруг меня плотным кольцом, и на каждом лице было написано сочувствие и жадное любопытство. Здоровяк, стоявший слева от меня, держал за шиворот извивающегося воришку с краюхой хлеба в зубах, которую у него пытались вырвать руки правосудия, при этом пацан, понимая, что терять ему нечего, умудрялся свой трофей жевать.
Женщина ласково улыбнулась и проворковала:
– Вы не ушиблись, дедушка?
Ничего не ответив на этот абсурдный вопрос, я попытался встать, но мир закачался, и я со стоном оперся на услужливо протянутую руку. «Замечательно», – подумал я. – «Не хватало еще получить сотрясение по вине этого пройдохи!»
Женщина бережно провела меня через расступившуюся толпу и усадила на небольшой коврик возле расположенных на невысокой доске краюх хлеба, булок и пирожков. Положив мне на лоб мокрую тряпку, она жалостливо заглядывала мне в глаза и скорбно кивала головой.
Тогда же я впервые увидел стража порядка в действии. Это был тот самый здоровяк, что держал трепыхавшегося мальчишку. Его курчавые волосы больше подошли бы женщине, к тому же они были очень длинными, но борода, усы и мощное телосложение говорили, что он мужчина, на поясе в ножнах болтался меч, а на груди бляха с изображением лошади – знак, отличающий стража порядка. Он поставил перед женщиной неудачливого вора и басом прогудел:
– Этот?
– Этот, – кивнула женщина.
– По-моему, – сказал страж, – он заслуживает хорошей порки.
– Отпустите его, – жалостливо протянула женщина, с состраданием глядя на мальчика, – отпустите, он просто голоден.
Страж крепко встряхнул пацана и спросил:
– Будешь еще воровать? Отвечай!
Мальчишка энергично завертел головой, но его пронзительные вороватые глазки высматривали, что бы еще свиснуть.
– Смотри у меня, если еще раз попадешься, отправишься в Чикидо долбить камень, – прогромыхал смотритель порядка и отпустил пацана.
Он подпрыгнул и скрылся в толпе.
– Имею честь, Милам, – поклонился страж и вслед за мальчишкой растаял в людском море.
– Как мне отблагодарить вас, господин? – обращаясь ко мне, спросила женщина.
– Дайте мне работу, – усмехнулся я.