Ночные голоса

А потом уже эти приватные Костины встречи с генералом приобрели характер чуть ли не системы. Установилась даже своеобразная процедура: Костя набивал сумку очередной полдюжиной виски, подавалась лучшая посольская машина, за руль садился сам резидент, который обязан был там, в президентском дворце ждать, хоть до ночи, пока Костя и Иди Амин друг другу не надоедят. А потом тот же резидент неизменно отвозил Костю домой, выполняя таким образом, не одну, а сразу три функции: водителя, охранника, чтобы, не дай Бог, с Костей чего-нибудь не случилось по дороге, а также собирателя первичной, самой, так сказать, горячей информации — пока еще Костя что-то соображал и что-то важное еще не забыл во хмелю. А то ведь, когда проспится, все забудет, сукин сын, мать его разэтак-разтак. О прямой-то записи беседы, естественно, и речи быть не могло. Ну а утром очередная подробная шифровка, как и положено, шла в Москву… Конечно, хорошо, что шифровка! Но ведь Костина шифровка — не посла, хоть и за подписью посла. А посла все не зовут и не зовут. Обидно, что там говорить…

И вот, наконец, было найдено радикальное решение проблемы. В один прекрасный день ничего не подозревающий, гордый своей столь ответственной в сложившихся обстоятельствах миссией Костя вызывается к послу. И там, вместо ставшего уже привычным задания выяснить у Иди Амина то-то и то-то, ему вдруг вручают депешу из Москвы, суть которой никаким кривотолкам не подлежит: это отзыв его, Кости, в Москву.

Как, за что, почему? Ничего не знаем, почему. В общем, собирайся, парень: Москве виднее, где ты сейчас нужен… Да мало того. В характеристике, посланной, как тогда полагалось, ему вслед, посол еще и записал: «Поведение не всегда поддается контролю. В последнее время был замечен в злоупотреблении спиртными напитками». А такая запись в официальной характеристике по тем временам означала если не стопроцентный, то близкий к тому «волчий билет». Во всяком случае, ни на что серьезное по службе Костя К. в своем министерстве с такой записью больше уже претендовать не мог.

— Я же здоровье свое за Родину подорвал! Я же не для чего-нибудь, я для дела старался, — стуча себя в грудь, плакал сильно опустившийся в конце концов Костя, когда, бывало, подопьет в кругу друзей. — И с Иди Амином у них без меня так ничего толком и не получилось. До самого его конца не получилось… За что же меня так, а? За что?!

А так, Костя, друг! Ни за что. Так, понимаешь, карта в жизни легла.

Бальные танцы по-советски

В рождественские дни 1973 года я как-то получил из Вены от одного давнего своего знакомого письмо. Среди всего прочего, в письме была и такая строчка: «В Вене, Петрович, начался сезон балов. Вена танцует, пирует, ходит в оперу и по концертам, устраивает благотворительные вечера… У нас же свои радости: меня на днях утвердили секретарем объединенного парткома…»

Потом уже, ближе к концу того же года, я, сидя с этим человеком за кружкой пива в каком-то из венских подвалов, помню, спросил его:

— Ну, а вообще-то, старик, как тебе тут живется? Коллектив в посольстве как — ничего, приемлемый?

— Коллектив-то, Петрович, хороший… Люди, понимаешь, говно…

Приехал я в Вену по линии ООН, приехал на месяц в качестве эксперта-консультанта, деньги платили мне в общем-то гроши, по музеям и прочим венским достопримечательностям я уже набегался, что называется, всласть, и естественно, я был рад, когда однажды вечером этот человек пригласил меня на правах старого приятеля к себе домой. Помимо всего, интересно было и посмотреть, как они, наши, тут живут.

Надо сказать, что хозяин постарался: прием был безупречен — и в смысле стола, и по части выпивки, и квартира оказалась прекрасной, и атмосфера за столом сразу установилась самая что ни на есть дружелюбная, располагающая… Все-таки, что ни говори, старые знакомые! Не один пуд соли когда-то пришлось вместе съесть. Всего несколько лет назад и он, и я — мы оба служили в аппарате ЦК КПСС и сидели всего через дверь друг от друга на одном и том же этаже. Человек он, мой хозяин, был, безусловно, незаурядный — живой, остроумный, насмешливый, весьма по тем временам начитанный, да к тому же еще и трубку всегда курил, на что в ЦК, конечно, очень косились: либерал! Много о себе понимает… Может быть, поэтому, кстати, он на Старой площади долго и не продержался. Техника мягкого выпихивания там была доведена до совершенства, в том числе и путем выдвижения почему-либо не вписавшегося человека на какую-то престижную и непыльную работу за рубеж.

Когда мы уже покончили с ужином и перешли на кофе с коньяком, как раз подошло время последних известий. Включили телевизор. Помню, сразу же после каких-то кратких новостей на экране пошел прямой репортаж с улицы, примыкавшей к советскому посольству. Вся она была запружена толпой орущих, протестующих против чего-то людей явно семитского вида. А впереди толпы, вздымая кулаки к небу, шла какая-то седая, толстая, усатая еврейка и причала, по-русски, прямо в телевизор: «Ходим, ходим! Сколько ж можно… Постыдились бы людей!»