А месяца через два-три шотландец этот с чемоданом в руке вдруг позвонил Галке в дверь. Как, каким образом, откуда? Удалось умилостивить наших? Дали визу, наконец?
— Я приехал к своей жене. И отсюда я больше никуда не уйду, — торжественно и очень решительно заявил он, ставя чемодан на пол. — Меня могут теперь только арестовать. Но сам я отсюда больше не уеду никогда… А виза у меня через Финляндию. И ее я получил там…
Надо же! Подумаешь — напугал. Ах, какие же, они все эти иностранцы, дураки! Милые, трогательные, но все-таки дураки… Ну, и дали ему пожить с женой дней пять-шесть: не звери же мы, в конце-то концов. А потом, когда он как-то вышел на улицу, сигарет купить — прямо у подъезда и схватили, затолкали в черную «Волгу», в чем был, и прямиком в Шереметьево, и сразу — в самолет. Галка только всплеснула руками, увидев с балкона, как его запихивают в машину, только закричала, как кричат, наверное, перед смертью… Да куда там! И след простыл.
Нет, это не была для нее смерть в прямом смысле слова. Еще год-два она потрепыхалась, да и он там, в Англии, тоже какое-то время еще посопротивлялся, еще довольно часто звонил, письма разные писал. А затем, естественно, исчез — сколько ж можно было бороться с судьбой, сколько ж можно было ждать? Он ведь был еще очень молодой человек… А потом вскоре Галка, по нервному истощению, попала в клинику: раз попала, другой раз попала… А потом уж до самой старости так и прожила: одна, в своей двухкомнатной квартире на Песчаной, изредка перебиваясь переводами и не желая больше видеть никого. Разве что собственного брата иногда.
Одним словом, «Юнона и Авось»! Только все-таки малость по-другому — в варианте, так сказать, модерн.
Совестно мне, признаюсь, перед ней, перед Галкой, совестно и перед собой — ведь по существу я так больше и не видел ее с тех пор. А прошло больше тридцати лет… И во что она теперь превратилась — я не знаю, могу только лишь догадываться… Нет, пусть уж она останется для меня навсегда такой, какой была тогда: в красной лохматой шубе, с гордо поднятой головой, волосы воронова крыла, ноздри в стороны, на «шпильках», по лужам, по грязи, прямо — и вперед…
Наверное, до конца жизни мне так и не решить вопрос, мучивший меня чуть ли не с тех самых пор, как я себя помню: что лучше? Организация, строжайшая дисциплина? Или знаменитое русское «авось», т. е. упование на то, что стихия жизни сама собой вынесет туда, куда надо, а все эти «ди эрсте колонне марширт, ди цвайте колонне марширт…» есть на самом деле лишь бестолочь да человеческая суета, заведомо обреченная на провал?
«Дайте нам организацию революционеров, и мы перевернем Россию!» Сильные, прямо скажем, были слова. Слова, которые по сути дела определили всю нашу, российскую, жизнь на многие десятилетия (если не столетия) вперед с тех пор, как они впервые были произнесены.
Но… Ну, дали. И что? И каков результат? А результат таков, что невольно приходишь к выводу: похоже, анархисты с их этим бесшабашным лозунгом «Анархия — мать порядка!» в конце-то концов оказались правы. Лучше бы, наверное, уж никакой организации, чем та, всеохватывающая и всеподавляющая, что привела нас к столь плачевному итогу.
Недавно за столом один из самых, убежден, талантливых нынешних наших фабрикантов Александр Степанович Паникин, глава концерна «Панинтер», спросил у меня:
— А как, по-вашему, Николай Петрович, КГБ был эффективной организацией или нет?
Признаюсь, вопрос этот застал меня врасплох. Усомниться в том, что этот монстр, десятилетиями контролировавший в России все и вся, согнавший в лагеря десятки миллионов людей, умудрившийся достать Льва Троцкого вон аж где — в Мексике, добывший технические секреты атомной бомбы из самого, что называется, «логова врага», и пр. — был эффективен? Н-да…
Но ведь спросил же человек! Значит так, значит, действительно сомневается… И ведь не про Штирлица же он спрашивает! Со Штирлицем-то все, как говорится, ясно. А спрашивает он про сам принцип, про саму, так сказать, конструкцию в целом. И спрашивает так, как только может спросить деловой человек, привыкший измерять все в категориях затрат и результатов, прибылей и убытков: рентабельна ли была вся эта система с точки зрения целей ее же организаторов или нет?
И поплыло, замелькало у меня перед глазами… Чечню всю в 1944 году выселили чуть не в одну ночь и сослали черт те куда, а что в итоге получили? Технически блестяще, прямо сходу перестреляли Амина и все его окружение в президентском дворце в Кабуле, а чем все это кончилось? Собрали досье на всю Россию, внедрили своих людей во все поры государства и общества, наконец, аж танки и бронетранспортеры вывели 19 августа 1991 года на улицы Москвы — ну, и к чему же в конце концов пришли?
И вместо ответа рассказал я своему собеседнику один действительный эпизод из моей жизни.