Ночные голоса

Духом мне, однако, все-таки ближе венгры. И я всегда радовался и радуюсь, когда мне удается вновь побывать в одном из самых красивых городов мира Будапеште, или в Эстергоме, или в венгерских Карпатах, или на озере Балатон. Люблю, как они, венгры, умеют сидеть за столом, их вино, еду, музыку, песни, люблю их иронию, их неизменную легкую насмешку над всем, что происходит в этом суматошном, бестолковом мире, в том числе и над собой. Вот у них-то, у своих венгерских друзей, я и услышал как-то раз за столом анекдот, который я, наверное, теперь уже не забуду до конца своих дней. Да и жизнь сама, уверен, тоже не даст его забыть.

Приходит Кун (у венгров Кун — это у нас Рабинович) однажды в полицию и говорит:

— Все, хватит. Надоело! Отдавайте мой паспорт. Я эмигрирую. Насовсем.

— Что вы, Кун? Что случилось? Что уж вам так не нравится здесь, что вы так сразу — и насовсем?

— Мне не нравится ваша тенденция.

— Какая тенденция, Кун? О чем вы?

— Мне не нравится ваше отношение к педерастам.

— Да? Интересно. А что именно вам не нравится?

— Вы помните то время, когда за это сажали?

— Ну, Кун, нашли что вспоминать! Культ личности, тоталитарный режим, советская оккупация…

— Нет-нет, постойте. А вы помните то время, когда за это лечили?

— Ну, Кун, в конце концов это не так уж и плохо — лечили. Все-таки прогресс…

— Вот именно прогресс! А вы помните, когда вы сказали, что это личное дело каждого?

— Ну, так и что? Чего же вам еще надо, Кун? Демократия, права человека…

— Знаете, я не хочу дожить до того дня, когда это станет обязательным!

Кун, говорят, все-таки уехал. Венгрия маленькая страна, и для ее обитателей всегда, наверное, найдется в мире место, где в случае чего можно будет осесть… Ну, а если у нас это тоже станет в конце концов обязательным? А, похоже, к тому идет… Куда, я спрашиваю, тогда деваться нам?

А какая, в сущности, разница?

Один раз в жизни мне довелось сидеть рядом за столом с Президентом США Рональдом Рейганом, когда он во время своего визита в Москву летом 1988 года устроил в Спасо-Хауз, в резиденции американского посла, прием. Состав приглашенных на тот прием был весьма своеобразным: с одной стороны, все наше Политбюро и все правительство, а с другой — все московские, если можно так выразиться, полудиссиденты. Из настоящих диссидентов были только, кажется, А. Д. Сахаров с женой, остальные представляли преимущественно либеральную интеллигенцию и неортодоксальную науку. За президентским столом, к примеру, сидели, кроме самого Р. Рейгана, Р. М. Горбачева, А. Н. Яковлев, Д. С. Лихачев, Е. В. Яковлев, Б. А. Ахмадуллина, Л. С. Петрушевская и я, который тоже тогда какое-то время был, так сказать, «в моде».

Трудное, должен признаться, это дело — провести целый вечер в таком обществе, когда справа от тебя Президент США, слева — талантливейшая, да к тому же еще известная не только своими стихами, но и своей всегдашней милой «раскованностью» поэтесса, напротив супруга советского Президента, а сзади, за соседним столом — сам советский Президент…

Ну, о чем, скажем, говорить с Президентом Соединенных Штатов Америки? Не о фундаментальных же, в самом деле, проблемах советско-американских отношений, и не о грандиозных планах переустройства России, и не о великих, уходящих в века традициях русской культуры. Обед есть обед, хоть он и имеет быть в резиденции американского посла и в присутствии двух президентов двух самых могущественных государств мира. Тут надо что-нибудь все-таки полегче: если уж не смыслишь ни хрена в сравнительных достоинствах американского и европейского футбола, тогда хотя бы что-нибудь про погоду, или про своего домашнего кота, или на худой конец, если уж ты такой умный — про балет.

— Господин Президент! — чтобы уж слишком долго не молчать, набрался я наконец храбрости. — Скажите, что происходит под вашим руководством в Америке?

— А что происходит под моим руководством в Америке? Что вы имеете в виду? — насторожился Президент, глядя на меня, как мне показалось, с подозрением: а вдруг это какой-то подвох?

— Ну, как же, господин Президент, смотрите… Вся Америка перестала солить еду, перестала сыпать сахар в кофе, перестала выпивать, перестала курить… Чего вы, хотелось бы знать, добиваетесь? И какой будет ваш следующий шаг в смысле морального совершенствования? А если я правильно думаю, то как же тогда быть с продолжением человеческого рода?

— О, нет! Уверяю вас, следующего шага не будет… Нет, так далеко мы все же не пойдем, — засмеялся Рейган, видимо испытав некоторое облегчение, что дальше таких благоглупостей наша беседа, скорее всего, не распространится. А потом на полном серьезе потратил не меньше пяти минут своего президентского времени, убеждая меня в том, что вообще вся эта, черт бы ее побрал, табачная проблема есть лишь результат злодейского заговора американских табачных монополий, которому, конечно, рано или поздно надо положить конец…