Ночные крылья. Человек в лабиринте

Принц Роума – живое подтверждение того, что сильным мира сего в конечном итоге нередко уготовано смирение, и что чем выше стремится человек в своей жажде роскоши и славы, тем более катастрофическим будет его падение. После нескольких тысяч лет процветания, которые я бессилен постичь, счастливые жители Второго цикла замахнулись слишком высоко и совершили два проступка, первый из которых был порожден глупым высокомерием, а второй – чрезмерной доверчивостью. Земля по-прежнему платит за их недальновидность.

Эффект первого был медленным, чтобы его можно было почувствовать сразу. Во время Второго цикла изменилось отношение Землян к другим разумным видам галактики – от простого принятия их такими, как есть, к презрению. В начале цикла дерзкие и наивные земляне ворвались в галактику, уже населенную развитыми расами, которые долгое время были в контакте друг с другом. Это могло бы привести к тяжелой душевной травме, но вместо этого породило агрессивное стремление преуспеть и превзойти чужаков. Так получилось, что земляне вскоре стали смотреть на большинство галактик как на равных себе, а затем, по мере того как прогресс на Земле продолжался, как на менее успешных, что быстро породило презрение к «отсталым».

Было предложено учредить на Земле «центры изучения» низших рас. Эти центры должны были воспроизводить их естественную среду обитания и быть доступными для ученых, желающих наблюдать за их жизненными процессами. Однако затраты на сбор и содержание образцов были столь велики, что вскоре возникла необходимость открыть эти центры для широкой публики в целях развлечения.

Эти якобы «научные» центры были, по сути, зоопарками, в которых содержались другие виды разумных существ.

Вначале в них собирали действительно только инопланетян, настолько далеких от человеческих биологических или психологических норм, что считать их «людьми» можно было лишь с большой натяжкой. Существо со множеством конечностей, обитающее в резервуаре с метаном под высоким давлением, вряд ли вызвало бы большое сочувствие даже у тех, кто обычно возражал против содержания разумных существ в неволе. Если же у этого обитателя метановой среды имелась развитая цивилизация, уникальным образом к этой среде приспособленная, можно было утверждать, что тем более важно продублировать эту среду на Земле, чтобы как можно лучше изучать столь диковинную цивилизацию.

Поэтому в самом начале в этих центрах содержались только самые причудливые виды. Коллекционеры также ограничивались лишь отбором существ, которые пока не достигли стадии галактических полетов. Считалось непорядочным похищать формы жизни, чьи родственники были среди межзвездных туристов, от которых наша мировая экономика оказалась сильно зависимой.

Успех первых центров привел к спросу на строительство новых. Были приняты послабления в стандартах, и теперь на Землю свозили не только совершенно чуждые и гротескные образцы, но и представителей любой галактической жизни, не способной подать дипломатический протест. И, по мере того как дерзость наших предков возрастала, ограничения на сбор ослабевали, пока на Земле не скопились образцы из тысяч миров, в том числе те, чьи цивилизации были старше и сложнее, чем наша собственная.

Архивы Летописцев показывают, что расширение наших центров вызвало некоторое волнение во многих частях вселенной. Нас осудили как мародеров, похитителей и пиратов. Были учреждены специальные комитеты, протестовавшие против нашего бессмысленного пренебрежения правами других разумных существ. Землян, посещавших другие планеты, порой окружали разъяренные толпы аборигенов, требовавших, чтобы мы немедленно освободили из этих центров всех заключенных. Впрочем, эти протестующие составляли лишь меньшинство – большинство галактик хранили молчание. С одной стороны, они осуждали их как проявление жестокости, с другой – охотно посещали их, бывая на Земле. Где еще, в конце концов, за несколько дней можно было увидеть сотни форм жизни, привезенных из всех уголков вселенной? Наши центры были главной достопримечательностью, одним из чудес космоса. По сути, наши соседи по галактике вступили с нами в молчаливый сговор, закрыв глаза на аморальность самой концепции этих центров, чтобы не отказывать себе в удовольствии их посещения.