Ночные любимцы

— Факир наш сосед, — отвечал Дорер. — Бройлер Баранов.

— Роман? — спросила ундина.

— Ну, — сказал Заварзин.

Коньяк они допили, к тому времени уже начало светать, и, погрузившись в упругие ароматы сада, Заварзин смотрел из лоджии как удаляются по дорожке Дорер, девушка и рыжая приблудная собака. Более ни души живой в пейзаже не считая солистов и хористов из пернатых. И море до горизонта за деревьями.

Заварзин уже спал когда вернулся Дорер.

— Заварзин, — спросил Дорер растолкав его, — а ты не факир?

— Нет, — отвечал Заварзин, — я несчастный сосед одного олуха. К тому же у меня творческий кризис.

Глаза у Дорера сверкали, под глазами синяки, щетина на подбородке.

— Ну и видок у тебя, — сказал Заварзин. — Долго же ты ее провожал.

— Я ее не провожал, — сказал Дорер. — Она не хотела, чтобы я знал где ее дом отдыха. Платье она сама занесет.

— Гуляли по городу? — спросил Заварзин.

— Целовались на пляже, — сказал Дорер. — Мы живем в мире чудес.

Он вышел в лоджию и сделал стойку на руках.

— Как зовут ундину?

— Не знаю, — сказал Дорер, снимая рубашку.

— Уж эта мне современная молодежь, — сказал Заварзин.

На завтрак они опоздали; им пришлось пребывать в столовой в гордом одиночестве. На жемчужные ванны они тоже опоздали.

Подходя к пляжу еще издалека Заварзин увидел фонтаны разбивающихся о мол волн. Застывающие в воздухе белые брызги. Ветер трепал деревья.

— Шторм, — сказал Дорер. — На нашем узеньком пляже будешь мокрого мокрей не входя в воду.

На воротах пляжа висела табличка: «Лежаки сегодня не выдаются».

— Куда теперь?

— В самшитовую рощу, — сказал Дорер. — Мы еще там не были.

Кассир, бойко торговавший у входа в самшитовую рощу открытками, рапанами, коробочками из ракушек, бусами и брошками из самшита, поведал им, что маршрута в роще два: двухкилометровый и шестикилометровый, второй сложнее, с тропы сходить не рекомендуется, особенно в ущелье.

— По двухкилометровому толпами ходют, — сказал кассир. — Иностранцы и свои. А шестерка — тропа пустынная.

— Нам пустынную, — сказал Заварзин.

Повинуясь указателям они продрались сквозь гомонящие ряды отдыхающих, миновали вольеры с павлинами и клетку с мрачным кабаном, пару буйно цветущих альпийских горок, ряд циклопических известняковых ступеней под гору и в гору, маленький водопад — и их объяла тишина. Реликтовые тиссы и яворы сплетали у ног корни, а на неправдоподобной высоте над головами — кроны свои; солнце не прорывалось из-за куп листьев и ветвей; полутьма и прохлада; заросли папоротников и хвощей стлались по склонам, скрывая, должно быть, целое царствие змей. Развалины древней крепости увенчивали крутой склон, а внизу, в ущелье, по камешкам стекала прозрачная мелкая речка; казавшиеся совсем маленькими дети брели вброд вглядываясь в дно.

— Что они ищут? — спросил Дорер.

— Жемчуг, должно быть, — сказал Заварзин, — или крабов.

Шум мотора. На противоположном склоне ущелья чуть выше их стоял самосвал, прокладывающий еще один маршрут для умеренных романтиков. Заварзин смотрел на грузовик. Песок был ссыпан, шофер возвращал кузов на исходную позицию. Заварзин представил себе, как грузовик, разворачиваясь, срывается вниз, и, круто перевернувшись в воздухе, падает в прозрачную воду. Искореженные обломки. Вертящееся колесо.

Разворачиваясь, грузовик дал задний ход, и огромные сдвоенные колеса его зависли над ущельем. Внизу закричала девочка.

Рывок вперед. Распахивающаяся дверь. Медленно, как в дурном сне, грузовик стал заваливаться вниз, задрав морду; перевернулся в воздухе; поток камней и песка вслед; скрежет и грохот; груда искореженного металла в реке. Одно из колес не спеша докатилось до замерших метрах в трех от изуродованной машины детей. Шофер успел выскочить еще наверху, но не удержался и как-то неторопливо, цепляясь за корни и камни, следовал вниз за своей машиной. Он уселся внизу на прибрежной гальке; похоже, у него было что-то с ногой и он не мог встать. Дети побежали к нему, старший мальчик обратился к девочке, и та, разбрызгивая воду, кинулась вверх по реке.

— Нам здесь не спуститься, — сказал Дорер, — тропа этого не предусматривает. Придется обратно идти. Что с тобой, Заварзин? Плохо тебе, что ли? Ты такой впечатлительный? Живы же все. И детки, и шоферюга. Я стукну нашему невропатологу, он тебе душ Шарко назначит.

— Вон указатель, — сказал Заварзин, — назад четыре километра, вперед два. Трасса-то кольцевая.

Они шли друг за другом, тропа лепилась по карнизу к склону ущелья. У Заварзина дрожали руки и он изо всех сил старался думать о чем-нибудь нейтральном. Вот он сидит с женой дома и пьет чай. Ни о чем другом, главное — не распускать воображение. Перечисляем реалии. Лучше всего вспоминать обычные будничные сцены.

— Смотри, какой плакат, — сказал Дорер. — «Не бросайте камней в ущелье. Там могут оказаться люди».

— Первобытные, — сказал Заварзин.

Стрела пролетела между ними. Сантиметрах в двадцати от головы Дорера. И исчезла в папоротниках. Заварзин успел ее рассмотреть. Стрела с кремниевым наконечником. Дорер обернулся.

— Ветка упала? — спросил он. — Свист какой-то был. И воздуха дуновенье.